Над краем дороги появилась черная точка, которая вскоре превратилась в человека, на четвереньках выбирающегося из кювета. Увидев нашу машину, он что-то крикнул, и удвоил свои усилия. Выбравшись на дорогу, неизвестный тут же наклонился вниз, протягивая руку второму человеку, чья голова и плечи появились в поле моего зрения. Я смотрела на этих целеустремленных людей, и отрешенно думала, что спасение, махнув крылом, упорхнуло. И все это происходит по вине моего безумного сожителя. а всего через пару минут я познаю унижение, боль и смерть. Серебристой рыбкой мелькнула робкая надежда, что, не замеченный преследователями Николай сейчас встанет и выстрелит им в спину, в упор. Николай, как будто услышал мою мольбу, действительно встал, и футбольным пинком в откляченный зад, отправил вниз первого преследователя. Второй, не удержался на скользком склоне, пару раз нелепо взмахнул руками, и соскользнул вслед за первым.
А человек, которого я сейчас люто ненавидела, из-за всех ног бежал в нашу сторону, размахивая руками и что-то беззвучно крича. Я не знала, что он хочет от меня, но на всякий случай повернула ключ в замке зажигания. Автомобиль, от моей наглости недоуменно фыркнул, но завелся. Мент поганый лихо вскочил в салон, и, с криком «А теперь валим отсюда», начал разгонять авто, радостно смотря не меня. И тогда я стала его бить, стараясь кулаками пробиться через подставленное плечо, чтобы он почувствовал хотя бы частичку того ужаса, который я пережила за последние десять минут. Я молотила двумя руками в обтянутое толстой кожей куртки плечо, а этот гад только смеялся и фальшиво выводил:
— Мы удачно ушли от погони, хватит, хватит, голубка рыдать…
Когда мы выехали за поворот, я устала, да и кулаки сильно отбыла. И только я перестала наносить сокрушительные удары, эта сволочь, решив, очевидно, меня добить окончательно, вновь остановил машину, и, хлопнув дверью, припустил опять по дороге. Через пару минут, поняв, что моя обиженная поза здесь и сейчас никого о не волнует, я решила узнать, что опять придумал этот сумасшедший. А он, вытянув шею, как гусак, осторожно выглядывал из-за поворота, в нетерпении, суча ногами. Затем, очевидно увидев то, что надо, спокойно вернулся в машину и молча продолжил наш путь, периодически поглядывая в зеркало и удовлетворенно хмыкая.
Я же погрузилась в анализ ситуации и, через некоторое время, сделала вывод, что проживание дома с мамой для меня является занятием более безопасным, чем под охраной вот этого тореро. А как назвать человека, который машет перед «быками» в черных куртках красной тряпкой, а от мощных джипов удирает на двадцатилетней машине, которую бьют припадки при скорости семьдесят километров в час.
Мне надо спасаться от этого героя, иначе я навечно останусь молодой и красивой.
Минут через десять, проезжая через очередной районный центр, Николай остановился у поста ГАИ, подбежал к дежурившим там милиционерам, о чем-то поговорил, и вернулся в машину. Дальнейшая дорога в Старо-Бабкино прошла в полной тишине, но, зато, без дорожных происшествий, только я, периодически, сухо говорила, куда сворачивать.
В деревне мне, первым делом, предстояло двинуться к дому соседа — дяди Мише, дабы уговорить его присмотреть за Иваном, которого я планировала оставить жить в доме прабабушки, что являлось занятием архисложным. На это ушло полтора часа и две бутылки по ноль семь «беленькой». Потом, я сорок минут уговаривала и инструктировала домового Никодима, о том, как им дальше жить с новым жильцом. Еще два часа ушло на инструктаж самого Ивана. Слава богу, его уговаривать почти не пришлось. Все это время, Николай мелькал где-то на периферии моего восприятия, то оформляя с Иваном какие-то бланки, то размахивая лопатой перед сараем.
В темноте, закончив все дела, затопив печь, и распрощавшись с Никодимом и Иваном, я вышла из дома. У ворот весело пофыркивал темно-зеленый вездеход, к которому, через уложенную горизонтально пресловутую мачту, превратившую ее в жесткое буксирное устройство были зацеплены прабабушкины «жигули». Николай стоял у автомобиля, виновато поглядывая на меня. Я молча залезла в машину, сил не оставалось ни на что. Я могла только смотреть на заснеженный проселок, с размытыми пятнами света от слабеньких фар, мечущихся метрах в двадцати впереди и думать, о том… хотя я вру, думать о чем то, сил тоже не было.
Пустая голова болталась на шее в такт ухабам, глаза видели лишь мчащиеся навстречу машине серебристые снежинки, которые беззвучно бились в ветровое стекло, на мгновение распластавшись на нем, чтобы через секунду без следа растаять, исчезнув из этого слоя бытия. Мне казалось, что я лечу на космическом корабле через необозримую пустоту космоса, звездочки-снежинки проносились мимо, чтобы навсегда исчезнуть в этой бесконечности. И я была такой же звездочкой, которая неслась в неизвестность, чтобы, возможно, через пять минут, или час, или день, без следа исчезнуть на чьем-то ветровом стекле.