Опасные пути

— В сегодняшний вечер наш театр — настоящее средоточие бед, Мольер! — воскликнул он. — Посылай скорее за доктором; “Толстяк Ренэ” еле жив.

Испуганный Мольер громко вскрикнул при таком известии и бросился в уборную.

Там, на плохом кресле, он увидал “Толстяка Ренэ” скорее в лежачем, чем в сидячем, положении. Комик был бледен как труп и дрожал, словно обложенный льдом.

— “Толстяк Ренэ”! Дюпарк, мой милый, старый друг! — воскликнул Мольер, хватая холодную руку актера. — Что с тобой? Говори же, что ты чувствуешь.

— Отправь меня домой, Мольер, — с усилием промолвил комик, потому что зубы у него стучали от озноба. — Я обречен на смерть. Не дай мне умереть тут. Отвези меня к жене!

— Умереть, Дюпарк? Заклинаю тебя, выбрось это из головы! Сейчас явится доктор.

— Я умираю, Мольер. Разве ты не слышал вопля, когда король писал приказ об аресте Экзили и крикнул о случившемся Лозену?

— Да, мне помнится что-то в этом роде.

— Ну, так вот, отравитель должен каяться и в моей гибели.

— Каким образом?

— Я тяжко страдал. Никто не был в состоянии помочь мне. Тогда Галюшэ, мой квартирный хозяин, уговорил меня обратиться к знаменитому итальянцу, которого рекомендовал ему аптекарь Глазер. Зловещий человек явился, изготовил свои напитки и подал мне. С того времени я почувствовал себя лучше… Ах… мне тяжко! Но мало-помалу боли усилились и сделались ожесточеннее прежнего. Экзили отравил королеву-мать и меня. Говорят, будто он пробует свои яды на живых. Милый Мольер… я умираю… прощай.

Добыли носилки, и “Толстяк Ренэ” покинул театр. Три дня спустя, знаменитого комика не стало.

II Попался

В лаборатории на площади Мобер дымили и клокотали реторты.

— Еще немного часов — и действие моих средств скажется, — сказал итальянец Экзили, отступая от очага, после чего оградил колбы и стеклянные сосуды от опасности взрыва и пошел из лаборатории в квартиру Гюэ.

При входе в гостиную итальянец увидал группу из троих лиц, которые обнаруживали сильное волнение; то были Гюэ, его дочь и красивый, как картина, молодой человек. Последний очень горячился; он шагал по комнате, размахивая руками, и говорил весьма решительным тоном.

— Доктор, вы навлечете беду на мой дом, — сказал старик Гюэ. — Поэтому прошу Вас: избегайте его. Мы исполнили Ваше желание, пошли на докторскую пирушку, и чем же это кончилось? Мне пришлось насмотреться и наслушаться ужасных вещей.

— Но, господин Гюэ, — подхватил гость, — не можете же Вы свалить на меня ответственность за горячность несчастного Камилла Териа?

— Конечно нет, отец, — вмешалась Аманда.

— Молчи, Аманда! — рассердился старик. — Ты опять сердишь меня. Ты совсем переменилась с того вечера, как доктор показался с тобой на пирушке. У меня нет никакой охоты, чтобы ты вместе со знатным господином сделалась предметом сплетен.

— Господин Гюэ, придержите свой язык! — запальчиво воскликнул Ренэ. — Ваша дочь мне очень… Я весьма высоко ценю ее и не потерплю таких слов ни от кого.

— О… мой личный опыт дает мне право на это, герцог! — возразил Гюэ. — Известно ли Вам, что до моего слуха дошли всякие небылицы. Мне рассказывали, будто моя дочь ходит на свидания с одним высокопоставленным лицом. Людское злорадство заходит далеко. Подумайте же теперь о страшном скандале, который был поднят кровавой стычкой в гостинице “Парижский герб”; ведь его исход и последствия трудно даже измерить. Нет, нет, герцог или доктор, прошу Вас покорнейше, минуйте наш дом!

Экзили выступил на один шаг вперед из полумрака, в котором стоял до той минуты, и сказал:

— Вы слишком торопливы, господин Гюэ.

Ренэ устремил свой взор на странное лицо итальянца и вежливо, но холодно спросил его:

— А разве Вы имеете какое-нибудь особое право вмешиваться в дела семейства Гюэ?

— Я вмешиваюсь во многое, — возразил итальянец, — и, пожалуй, окажусь для Вас полезнее, чем Вы думаете, Гюэ, Вы слишком суровы к молодым людям.

— Ах, полноте, Экзили! Если бы Вы знали, какую ужасную ночь я провел!.. Послушайте, герцог, с какой стати этому Сэн-Круа и маркизе были посланы приглашения?

— Я поступил нехорошо, — вздыхая признался Ренэ, — однако…

— Поручик де Сэн-Круа? — поспешно перебил Экзили. — Тот самый, который служит в драгунах Траси, участник венгерского похода?

— Тот самый, да, — подтвердил Ренэ.

Итальянец слегка нагнул голову и из-под своих нависших бровей пристально всматривался в молодого герцога.

— Как Вас зовут? — учтиво спросил он.

— Ренэ, герцог де Дамарр, доктор прав.

— Гм… странно, — пробормотал итальянец. — А вы давно знаете поручика де Сэн-Круа?

— Я познакомился с ним незадолго до злополучной пирушки. Я спас ему жизнь, когда на него напали бродяги.

— Странно, повторяю опять. Я знаю поручика лично, он был у меня в далекой Венгрии; Вы очень похожи на него, герцог. Да, да, — продолжал он, — между Вами большое сходство… Вы с поручиком — точно родные братья. Вы похожи на свою матушку, Ваша светлость?

— Говорят, так.

— В таком случае, герцогиня, должно быть, славилась красотой.

— Нисколько, господин Ренэ. Если Вы унаследовали материнские черты, то эта женщина, вероятно была хороша, как ангел.