Опасные пути

— Мы сначала просмотрим эти книги и доставим их Вам лишь в том случае, если они не содержат в себе ничего опасного для государства, — с важностью заметил Безмо.

Экзили усмехнулся и произнес:

— Это — медицинские сочинения. Я ученый и прошу у Вас как милости разрешения развлечься чем-нибудь. Кроме того я ходатайствую о каком-нибудь успокоительном лекарстве для моей поврежденной ноги. Она ужасно болит и распухла.

— Вас будет навещать хирург, когда Вас поместят в Либертэ.

— А разве нельзя мне прописать самому себе лекарство? Ваши чиновники могут исследовать его. Они убедятся, что оно не содержит в себе ничего вредного, хотя его и составлял отравитель.

— Пишите рецепт!

Прописав лекарство для своей пострадавшей ноги, Экзили набросал на бумагу несколько строк, адресованных Глазеру.

— Готово, — скомандовал Безмо.

Тюремщики подняли доктора.

— Доброй ночи! — сказал губернатор, и мрачное шествие покинуло зал.

Снова прошли через двор к башне Либертэ. Носильщики со своей ношей поднялись по чудовищным лестницам, скудно освещенным тусклыми лампами, и наконец остановились перед огромной дверью, над которой виднелась римская цифра II. Дверь отворили и внесли арестанта в восьмиугольную комнату.

Меблировка этого мрачного жилища состояла из кровати под зеленым балдахином, убогого стола, четырех старых стульев, подобия умывальника с оловянным прибором и двух железных подсвечников.

Итальянца уложили в постель. Он заметил, что против этого ложа оставалось свободное место у стены, где, в случае надобности, можно было поставить вторую кровать.

— Может быть, у Вас скоро появится приятная компания, — ухмыльнулся тюремщик.

— Я вовсе не желаю этого, — угрюмо ответил доктор.

— Сегодня Вам уже нельзя больше зажигать огонь, — сообщил тюремный страж, — но Ваше лекарство Вы все-таки получите.

Все вышли из комнаты, и заключенный остался один. Он приподнялся, насколько позволяло ему полученное повреждение, снял с себя башмаки и стал шарить в одном из них, пока не нашел между каблуком и подошвой маленького тайничка, в котором хранился зажигательный прибор, причем произнес:

— Я уже боялся, что потерял его. Сначала завесим окно! Пока мой сторож отворяет двери, я успею загасить огонь.

Преодолевая жестокую боль, после нескольких напрасных усилий, он ухитрился занавесить своим сюртуком окно, наклонно вдававшееся в его камеру.

— Если тюремщик заметит сюртук, то я скажу, будто лунный свет мне невыносим.

Итальянец зажег свечу и, ковыляя, точно калека, по комнате, принялся освещать углы своей темницы. Эта рекогносцировка была скоро окончена.

— Они держат меня пока в клетке, — проговорил Экзили, скрежеща зубами и ставя на стол подсвечник с жестом ярости, — и я беззащитен! Проклятие! Хотя бы при мне были мои книги, чтобы рассеивать мою досаду! Берегись, Сэн-Лорен! Для тебя будет гибелью, если я… Гм… если у меня окажется товарищ в моем заключении. Я желал бы, чтобы ко мне привели какого-нибудь обманутого счастьем, отчаянного малого — такого, которому люди насолили в жизни; если такой человек выйдет раньше меня из этой ямы — я, кажется, застряну здесь надолго, — то мне хотелось бы дать ему в руки средство отомстить за нас обоих.

Замки заскрипели. Итальянец погасил свечу и снова приполз к своей кровати.

IV Отец и сын

Редко случалось обитателям тихого, мирного дома Дамарр переживать такую бурную сцену, какая произошла между герцогом Клодом Дамарром и его сыном Ренэ вечером после ареста итальянца.

— Вам надо половче выпутаться из этого дела, мой ученый законовед, — горячился герцог, — потому что злополучная история не обойдется без последствий. Знаешь ли ты, почтенный доктор, что всех Вас потащат в суд Шателэ? По крайней мере тебе представится случай блестящим образом применить на практике свои способности юриста.

Ренэ потупил взор и вздохнул, после чего произнес:

— Я не боюсь ничего; мне только больно, что в это гадкое дело замешана одна особа, которую я охотно выгородил бы из него.

— Да… старик Гюэ тут сильно замешан.

— Все мы, законоведы, совещались между собой на этот счет. К старику нельзя предъявить никаких обвинений, но…

— Ну, что еще такое? Предоставь ему позаботиться о себе.

— У Гюэ, как Вам известно, батюшка, есть дочь, — нерешительно произнес Ренэ.

Герцог насторожился.

— Дочь? Ну, так что же? — спросил он.

— Она — весьма порядочная девушка, и мне, разумеется, хотелось бы помешать…

— А-а! Тут выплывает наружу нечто новенькое! Бабьи истории? — воскликнул герцог. — Девчонки, дочери старых химиков? Ну, известная штука! Впрочем, это недурно! Так вот в чем заключались ученые занятия нашего доктора?

— Отец, — подхватил вне себя Ренэ, — не говорите таким образом об Аманде Гюэ, которую я избрал себе в супруги!

Герцог Клод окаменел. Потом, не говоря ни слова, он подбежал к звонку, резко дернул шнурок и велел вошедшему лакею позвать герцогиню Дамарр.

Сюзанна вошла; она уже догадывалась о сцене между мужем и сыном. Герцог, не заговаривая с ней, взял ее за руку, провел на несколько шагов дальше, в глубину комнаты, и поставил перед Ренэ, после чего сказал: