Опасные пути

Лавальер протянула руки по направлению оранжереи, но тут силы оставили ее, она зашаталась и упала, но была подхвачена чьими-то руками. Очнувшись, Луиза увидела, что ее голова покоится на груди какой-то дамы. Лампионы иллюминации уже гасли, и то место, где находилась несчастная обманутая фаворитка, было погружено во мрак. Однако Луиза все же узнала благородные, красивые черты своей спасительницы.

— Это — Вы, госпожа Скаррон? Благодарю Вас, — прошептала она, — Вы — ангел.

— Я шла по аллее, — мелодичным голосом ответила госпожа Скаррон, — увидела Вас и была страшно удивлена, что Вы здесь: Вас уже давно ищут во дворце. Подойдя ближе, я заметила, что Вы падаете и подхватила Вас.

Лавальер залилась слезами.

— Торопитесь, — воскликнула Скаррон, — Вас везде ищут; сейчас начнется шествие через парк… Король уже справлялся о Вас.

— Справлялся обо мне? Король? — вздрогнув проговорила Луиза. — Вы ошибаетесь! Король не любит меня больше… Не говорите этого никому, госпожа Скаррон! Вам тоже знакомо несчастье. Король больше не любит меня, я уверена в этом, но под своим бедным сердцем я ношу его ребенка.

III Офмон

Уже стемнело, когда к небольшому, изящному замку, лежащему среди леса, по дороге между Компьеном и Эгю, подъехала почтовая карета. Замок был отделен от дороги красивой решеткой, за которой находился чистый, тщательно вымощенный двор. Дверца экипажа была открыта подбежавшим слугой, на лице которого изобразилось безграничное удивление, когда из него вышла маркиза де Бренвилье.

— Добро пожаловать, госпожа маркиза, — сказал старик, снимая шляпу.

Мария молча, с недовольным видом поклонилась ему, но потом одумалась и протянула руку, после чего спросила:

— Маркиз дома?

— Да, барин работает в маленьком кабинете. Не успел господин судья прибыть, как со всех сторон посыпались жалобы, прошения, иски, которые надо разобрать.

— Дайте почтальону поужинать, — сказала Мария и, откинув капюшон, направилась к лестнице, ведшей в комнаты ее отца.

Перед дверью в кабинет она на мгновение остановилась. В ее душе происходила жестокая борьба между нуждой и стыдом, но первая взяла верх, и Мария постучала.

— Войдите! — послышался голос.

Маркиза де Бренвилье открыла дверь и остановилась на пороге. Почти напротив двери, за письменным столом, заваленным актами, бумагами и книгами, сидел дре д‘Обрэ. Он поднял голову и силился рассмотреть вошедшую, стоявшую в полутьме.

— Кто там? — спросил он.

— Это — я, — ответила Мария.

Старик выронил перо, а потом, схватив лампу, встал из-за стола и осветил лицо дочери. Он помолчал немного, а потом произнес:

— Так это ты? Мое предсказание исполнилось. Одинокая, покинутая, ты ночью возвращаешься в дом отца. Я говорил правду; только я скорее ожидал твоего супруга, чем тебя.

— Не говорите о нем, отец, — сказала Мария, сжимая зубы, — это он заставил меня смириться. Я — нищая. Со вчерашнего дня наш дом в руках маркиза де Бренвилье. Кредиторы опечатали мой дом, и виной этого позора является человек, которого Вы, отец, навязали мне в мужья. Я пришла к Вам, как блудный сын, просить приюта под Вашей кровлей.

Д‘Обрэ поставил лампу на стол и, схватив холодные, как лед, руки дочери, воскликнул:

— Добро пожаловать, Мария!.. Я знал, что ты придешь. Не обвиняй Бренвилье!.. Виновата ты. Тот человек, который, к твоему и нашему счастью, сидит в стенах Бастилии, порвал тонкую нить, связывавшую тебя с маркизом. Разве он, товарищ твоего мужа и спаситель его жизни, осмелился бы так открыто проявлять свое преступное чувство к тебе, если бы ты сама не подала к тому повода? Твой муж выказал свое ничтожество, но виновницей его позора являешься ты, да, ты сама!..

Мария отступила назад, закусила губы, потом проговорила:

— Я? Я одна? Вы живете в странной обстановке, отец, иначе Вы не стали бы так рассуждать. Того человека, который, благодаря проискам моей семьи, томится в стенах тюрьмы, я люблю, маркиза же я презираю! Теперь я несчастна, всеми покинута, но, если даже Вы отвергнете меня, я не откажусь от Сэн-Круа. Я не могу вырвать его из моего сердца!

— Безумное дитя! — воскликнул старик, — твоя любовь — преступление!

— Отец, Вы все думаете о Ваших старых законах, о процессах, которые Вы вели, но не хотите считаться с сердцем. Знаете ли Вы, что он кутил и бросал меня, но все же привязываете меня к нему. Известно ли Вам, что Бренвилье, гуляя под руку со своими любовницами, нахально раскланивался со мной среди улицы, что он у ворот Вашего… моего дома открыто садился с публичными женщинами в экипаж, украшенный нашим гербом? Вы знаете все это и все же заботитесь о правах этого человека. Знаете ли Вы, какие огромные суммы денег проигрывал он и тратил на различных развратниц? Вы осведомлены обо всем этом и все же требуете, чтобы я хорошо относилась к нему.

Во время этой речи маркиза побледнела; ее глаза горели зловещим огнем.

Старик испуганно отступил и воскликнул:

— Успокойся!..