Опасные пути

— Ваше величество, — ответил доктор, — эта самоуверенность является результатом моих медицинских успехов. Да ведь я и не навязывался, меня позвали.

— Вы правы, — сказал король, — если Вы поможете больной, то мы не останемся в долгу. Только Вы не должны быть в претензии, если врачи, лечившие королеву, будут присутствовать при исследовании больной. Может быть, Вы сообщите им также способ своего лечения, а главным образом укажете лекарства, которые Вы думаете применять. Я прошу Вас об этом.

Экзили молча поклонился, после чего произнес:

— Ваше величество, я считаю Ваше желание для себя законом, — ответил он, — только господа врачи не будут в состоянии определить состав моих лекарств, и должны будут полагаться на мои слова, а потому я думаю, что показывать им мои лекарства не имеет смысла.

Доктор подошел к креслу больной и низко поклонился.

— Забудьте, что я — королева, доктор, — сказала Анна Австрийская, обращая свой лихорадочный взгляд на итальянца, — перед Вами только больная.

Экзили внимательно посмотрел на лицо королевы, на котором страдания уже оставили глубокие следы. Больная не могла вынести взгляд Экзили, ее руки задрожали и ею овладел необъяснимый страх.

— Пресвятая Богородица; я вся дрожу, Молина, — прошептала она по-испански. — Какой ужасный человек! Что он будет делать со мной?

Доктор приступил к исследованию больной. Присутствующие в глубоком молчании наблюдали за ним. Король облокотился на спинку кровати. По тому, как итальянец подошел к королеве и приступил к осмотру, врачи тотчас же увидели, что перед ними не новичок в этом деле. Окончив исследование, Экзили, подойдя к королю, сказал:

— Я осмотрел больную, Ваше величество, и нахожу, что остановить болезнь возможно; для полнейшего излечения уже слишком поздно, нужно было раньше позвать меня. Я оставлю лекарство; каждый час нужно будет впускать по три капли в раны ее величества. Через три дня я снова приду, а теперь, Ваше величество, разрешите мне удалиться.

Король кивнул головой. Итальянец приготовил питье, подробно объяснил Молине, как давать его и как ухаживать за больной, и приказал уложить ее в постель. Затем он с глубоким поклоном вышел из комнаты, не удостоив врачей даже взглядом. Вслед за ним вышел и король. Врачи тотчас же набросились на склянки с лекарствами итальянца.

Их содержимое походило на мутную воду. Валло стал рассматривать жидкость на свет и заметил в ней какие-то тела, которые быстро опускались и подымались, а потом совсем исчезли. Врачи удалились в угол и углубились в обсуждение состава удивительного лекарства, пока госпожа Монтевиль не положила конца их спорам, заявив, что королева желает уснуть. Она взяла у них склянку и поставила в шкафик, стоявший у кровати.

— Заметьте место, где хранится лекарство, — сказал Сеген доктору Валло.

— Я угадываю Ваше намерение, — прошептал тот.

— Я также, — сказал Аллио. — Если хотите, я возьму на себя его исполнение. Спасение королевы невозможно, зачем же подвергать ее лишним страданиям и опытам этого итальянца.

— Вы думаете, что знаете средство, смягчающее действие этого состава?

— Я уверен, что это — ужаснейший яд, — сказал Аллио.

Сделав незаметный знак Бовэ, врачи вышли из комнаты.

Между тем, окончив исследование королевы, Экзили вышел в приемную, чтобы оттуда спуститься по лестнице к главному выходу, где он оставил свой плащ и шляпу.

Сэн-Лорен, окончив разговор с Лозеном и Рулем, вышел через боковую дверь на террасу и очутился лицом к лицу с итальянцем. Экзили и Сэн-Лорен остановились и окинули друг друга враждебными взглядами.

Сэн-Лорен первый прервал молчание:

— Так вот где, во дворце французского короля, мне приходится опять встретиться с римским отравителем!..

Экзили презрительно засмеялся и, откинув плащ, принял воинственную позу.

— Ах, и Вы тут, господин де Сэн-Лорен? Конечно, Вы уже успели сделать свое дело и оклеветать меня! Вы, храбрый доверенный высшего духовенства, образец добродетели; я очень рад видеть Вас. Вашу руку, милейший!

— Негодяй, — прошипел Сэн-Лорен, отступая назад, — берегись! Мы ведь не в Риме. Здесь я имею власть, и мое имя служит залогом того, что я достигну своей цели.