Опасные пути

— Тогда мы опять встретимся, почтенный господин де Сэн-Лорен, соблазнитель амьенских девушек, — со смехом сказал Экзили. — А пока прощайте! — и он пошел вниз по лестнице, ведущей к Сене.

Сэн-Лорен, весь дрожа, как в лихорадке, повернулся и пошел обратно во дворец.

— Он должен исчезнуть, — сказал он себе, — иначе все пропало! Если откроется мое прошлое, то мое положение, мое имя — все погибло. — Он вынул из кармана смятую бумагу, очень мало походившую на письмо. — Это, вызвавшее меня в Париж, письмо, в котором названо имя моего сына и назначено место, где я могу получить о нем дальнейшие сведения, есть начало моей гибели. Кто бы мог написать мне его? Опять этот беглый каторжник. Он давно не давал знать о себе и без сомнения находится в доме Дамарр. Это — опять какое-нибудь вымогательство. Но все же отправитель письма прекрасно осведомлен обо всем, может быть, даже у него есть сообщники? Однако чего же я опасаюсь? Избавиться от негодяя — совсем пустяшное дело. Лион немедленно отдаст приказ. Доказательств никаких нет; бумаги, в которых показаны происхождение ребенка и имена его родителей, уничтожены, а вместе с этим и проклятое предсказание утратило свое значение. Посмотрим, чего хочет автор этого письма? Если бы я из этой мазни не увидел, что проклятый писака посвящен во все тайны моего прошлого, моя нога никогда не была бы в Париже, а теперь тут может помочь только кошелек или… тайный приказ!

Рассуждая подобным образом, Сэн-Лорен дошел до первого двора дворца, где его размышления были прерваны доктором Аллио, внезапно заступившим ему дорогу.

— А, господин Сэн-Лорен, — воскликнул врач. — Ай, ай, главный кассир духовенства вступает в разговор с обесславленным врачом-итальянцем? Да, я сам видел, как Вы на террасе оживленно беседовали с ним.

Сэн-Лорен вздрогнул, но тотчас же овладел собой и подумал, нельзя ли попытаться дать отпор одному из своих опасных противников.

— Вам уже известно, доктор, — сказал он, — что я с этим итальянцем был знаком еще в Риме; я лучше Вашего знаю, насколько этот человек опасен; я предостерегал короля, но безуспешно. Если Вы застали меня в разговоре с Экзили, то я вел его исключительно с целью внушить этому странному врачу как можно больше забот и внимания к страданиям королевы, судьба которой повергает меня в уныние и ради чего я собственно и прибыл в Париж раньше, чем предполагал, Если этот итальянец сумеет избавить королеву от ее мучений, то все можно будет простить ему. Впрочем, должен сознаться, что в интересах человечества я предпочел бы скорее видеть этого опасного ученого в стенах Бастилии, нежели здесь, во дворце.

— Ваше желание могло бы исполниться, — сказал Аллио, осторожно оглядываясь. — Если королеве не станет лучше от снадобий итальянца, если от его средств наступит лишь ухудшение болезни? Не думаете ли Вы, что тогда иностранец погибнет, попадет в тюрьму? Ведь он так хвастливо выступил перед монархом и находится под таким тяжелым подозрением!

— Конечно, конечно, — поспешно согласился Сэн-Лорен. — Если его лечение окажется неудачным, то я добуду Вам, Аллио, приказ о его аресте.

— Вы согласны? Отлично! Королева приговорена к смерти; лечебные средства итальянца, быть может, несколько поддержат, но не спасут ее. Прежде чем наступит облегчение, она будет испытывать невыразимые страдания; наступит некоторое успокоение, затем снова мучения… Не лучше ли отказаться от бесполезного снадобья чужестранца? Через три дня, по его словам, должно наступить облегчение, и если через три дня королева признает его средства бесполезными, то в тот момент погибнет врач-отравитель.

— Достаньте признание королевы и в тот же день за Маттео Экзили закроются тяжелые врата Бастилии.

Аллио и Сэн-Лорен прошли через двор Лувра, не говоря ни слова. У входа, ведущего на улицу Бонэ заговорщики расстались.

VI Морель посещает маркизу Бренвилье

Читатель припоминает, что Морель, слуга и помощник старика Гюэ, отправился на улицу Пердю, после того как проследил свидание Ренэ с Амандой. Оттуда он, повернув налево, прошел улицы Павэ, Бюшери и С.-Жак и очутился в глухом переулке дю Симетьер. Тут, почти посреди переулка, стоял дом, над входом в который раскачивался фонарь, а сквозь грязные стекла окон пробивался тусклый свет. Прежде чем подошел Морель, в это мрачное здание прошмыгнули какие-то человеческие тени, а у входа, несмотря на сырой воздух, лежали какие-то скудно одетые люди, очевидно, принадлежавшие к благородной гильдии парижских нищих. Однако Морель не обратил на этих людей никакого внимания.

Двор, по которому ему пришлось проходить, был плохо вымощен, грязен и мокр. Однако Морель благополучно пробрался по лужам и ухабам и достиг наконец двери заднего здания. Он открыл ее с шумом и вошел в длинный зал, находившийся на первом этаже и скудно освещенный масляными лампами.