Люси смотрит на сына. Он прав. Ему двенадцать лет, и ему больше не интересны сказки. Он знает, что жизнь не сводится к пяти главным событиям, знает, что в ней случаются самые разные вещи.
Она вздыхает.
— Не могу, — говорит она. — Пока еще не могу.
— А когда сможешь?
— Скоро, — отвечает она. — Если мы когда-нибудь доберемся до Лондона, я все тебе расскажу.
— А мы доберемся?
Она вздыхает и убирает со лба волосы.
— Пока не знаю. Пока что у меня нет денег. У тебя и Стеллы нет паспортов. Плюс собака. Это все так…
— Отец, — говорит Марко, отсекая ее. — Позвони ему.
— Только не это!
— Мы можем встретиться где-нибудь в кафе. Тогда он будет вести себя смирно.
— Марко. Мы даже не знаем, где твой отец.
Возникает странное молчание. Она чувствует, как ее сын нервно ерзает, снова зарываясь лицом в шерсть собаки.
— Я знаю, где он.
Она снова резко поворачивается и в упор смотрит на него. Марко зажмуривается, затем снова открывает глаза.
— Он забирал меня из школы.
— Когда?
Марко пожимает плечами.
— Пару раз. В конце учебного года.
— И ты не сказал мне?
— Он велел мне не говорить тебе.
— Черт побери, Марко! — Она лупит кулаками по земле. — Что произошло? Куда он тебя отвозил?
— Никуда. Просто гулял со мной.
— А еще?
— Что еще?
— Что он сказал? Чем он сейчас занимается?
— Ничего такого. Просто он в отпуске. Со своей женой.
— И где он сейчас?
— Все еще здесь. Он здесь на все лето. В доме.
— В доме?
— Да.
— Боже, Марко! Почему ты не сказал мне раньше?
— Потому что я знал, что ты распсихуешься.
— Я не распсихуюсь. Посмотри на меня. Я совершенно спокойна. Я всего лишь сижу здесь на жесткой, мокрой земле под эстакадой, и нам негде спать, а в это время твой отец всего в миле отсюда и купается в роскоши. С какой стати мне психовать?
— Извини, — сердито произносит он. — Ты сама говорила, что больше не желаешь его видеть.
— Это было, когда я не спала под эстакадой.
— Значит, ты хочешь увидеть его снова?
— Я не хочу его видеть. Но я должна что-то придумать. И он единственный вариант. По крайней мере, он может дать денег, чтобы я могла вернуть свою скрипку.
— О да, потому что тогда мы разбогатеем, верно?
Люси невольно сжимает кулаки. Ее сын имеет привычку облекать неприятные вещи в слова, а затем хлестать ее ими по лицу.
— Сейчас середина июля. Все школы в Англии и Германии закрываются на каникулы. Здесь будет вдвое больше туристов. Мы быстро заработаем денег, чтобы добраться до Англии.
— Почему ты не хочешь попросить отца оплатить нам дорогу? Тогда мы просто взяли бы и поехали. Я очень хочу в Лондон. Я хочу уехать отсюда. Просто попроси его дать нам денег. Почему ты не можешь это сделать?
— Потому что я не хочу, чтобы он знал, что мы уезжаем. Никто не должен об этом знать. Даже бабушка. Ты понял?
— Понял, — кивает Марко.
Он угрюмо насупился и опустил голову, и она видит спутанные волосы на его затылке. Они спутались за неделю, когда они остались без крова. Ее сердце пронзает жалость к сыну. Она легонько сжимает пальцами его худую шею.
— Потерпи, мой прекрасный мальчик, — говорит она, — мне очень жаль. Завтра мы увидим твоего отца, и тогда все образуется, клянусь.
— Да, — огрызается он, — но наша жизнь больше не будет нормальной. Ведь так?
Так, думает она про себя. Скорее всего, не будет.
6
Первой появилась Берди. Берди Данлоп-Эверс.
Моя мать где-то когда-то познакомилась с ней. На какой-то тусовке. Берди играла на скрипке в поп-группе под названием Original Version и ее имя, как мне кажется, было на слуху у любителей музыки. Один сингл едва не занял первую строчку, и группа дважды попала в хит-парад Top of the Pops.
Не скажу, что меня интересовали такие вещи. Я никогда не был любителем поп-музыки, а обожествление знаменитостей меня раздражает.
Она сидела на нашей кухне и пила чай из одной из наших коричневых кружек. Я даже вздрогнул, когда увидел ее там. Женщина с длинными редкими волосами до пояса, в мужских брюках с ремнем, полосатой рубашке и подтяжках, в длинном сером пальто и зеленых перчатках с обрезанными пальцами. На фоне нашего дома она смотрелась инородным телом, подумал я. Люди, которые приходили в наш дом, обычно носили сшитые на заказ костюмы и атласные платья, они источали ароматы дорогих духов и лосьона после бритья от Кристиана Диора.
Когда я вошел, Берди взглянула на меня, и я увидел маленькие голубые глазки с тонкими карандашными линиями бровей над ними, твердую линию рта, плохо сочетавшуюся с мелкими зубами, довольно слабый подбородок, который, как будто прогнулся под унылостью ее лица. Я подумал, что гостья могла бы улыбнуться, но она этого не сделала.
— Генри, — сказала моя мама, — это Берди! Та самая, о которой я тебе рассказывала, из поп-группы.
— Привет, — поприветствовал я.
— Привет, — ответила Берди. Я не смог сразу разобраться в ней.
Интонация у нее была, как у моей школьной директрисы, но выглядела она как обычная бродяжка.
— Группа Берди хочет снять в нашем доме поп-видео! — сообщила моя мама.