Опасные удовольствия

– Мистер Эверси, вы когда-нибудь выбираете выражения? – рассмеялась Мэдлин. Колин тоже улыбнулся. – Хорошо, я расскажу вам. Я занялась этим случайно и преуспела в этом деле, мистер Эверси. После смерти мужа денег не осталось, болеть – дорогое удовольствие. Поскольку я тоже долго болела, я потеряла магазин. Мы занимались продажей сыров. Я была в долгу как в шелку: Меня ждала долговая тюрьма. Но я знала Крокера, который покупал у нас сыры для «Логова тигра». Как-то он рассказал мне об одной проблеме. Надо было вернуть какому-то джентльмену ожерелье, принадлежавшее его жене, которое он подарил любовнице. Я подробно изложила план, как в таком случае действовала бы я. Я всегда хорошо планировала, поэтому наш магазин всегда процветал. И… меня наняли, чтобы вернуть это ожерелье. Хотите – верьте, хотите – нет, но есть такой тип мужичин, которым все равно, кто выполняет работу, до тех пор пока она выполняется. Но это доведенные до отчаяния мужчины. Мне повезло, я вернула ожерелье. Это… вскружило голову. О моей ловкости стало известно другим, у меня появились задания. Я расплатилась с долгами и никогда не переставала работать. Было интересно. Выгодно.

– Опасно. – И это слово лишь отчасти характеризовало ее работу.

– Да, – подняв на него глаза, тихо произнесла Мэдлин.

Колин вздрогнул, осознав ситуацию. Ей было все равно, она рисковала. После того как Мэдлин потеряла все; это был и заработок, и панацея от горя.

Колин подумал о себе, когда он болтался на оборвавшейся решетке, бормоча молитвы и перебирая ногами в воздухе. Его тогда спас оказавшийся рядом садовник. Он снял его, не дав разбиться насмерть, и спас от лорда Малмси, который мог его убить. А мясистый кулак Крокера в переносном смысле спас Мэдлин Гринуэй от свободного падения с ее оборвавшейся решетки.

Никто не знал лучше, Колина, как счастливая жизнь может вдребезги разбиться.

«Я преуспела в этом деле». Но Колин думал о той Мэдлин Гринуэй, которая положила монетку в башмак мальчишки, о ее нежных руках, которые обрабатывали раны почти незнакомого ей человека, вспомнил о плохом порохе в ее пистолете. Он знал, что женское начало в ней гораздо сильнее духа наемницы. И что это, в конечном счете, приведет ее к гибели.

Ценно поэтому она должна как можно скорее оставить это занятие.

Но ведь сейчас он сам был причиной, по которой она не могла все бросить. Она потратила весь свой аванс, спасая его. Он не стал бы винить ее, если бы, глядя на него, она видела только те пресловутые сто фунтов, которые, по слухам, обещали за его поимку.

Стояла тишина, было слышно, как капает и шипит воск свечи, очевидно, из-за легкого ветерка, гулявшего по кабинету. Надо было плотнее закрыть окно. Мистер Паллатайн поблескивал в своем углу и стал казаться более общительным.

«Неужели это только лишний раз доказывает, что человек ко всему привыкает», – подумал Колин.

– Миссис Гринуэй, может, сравним наши пистолеты? Мой – больше. – Колин показал свой пистолет.

– А мой – красивее. – Мэдлин улыбнулась, поняв его намек.

Снова наступила тишина. Колин старался не смотреть на нее, но это было трудно, поскольку ее привлекательное лицо было самым интересным объектом в этой комнате. Любовь, печаль и испытания лишь подчеркнули ее необыкновенную красоту. За эти годы ее характер приобрел… свой рельеф. Местами он был крутым, неровным и закрытым, где-то – мягким, как холмы Суссекса. Колина как-то странно влекло к нему, он чувствовал себя исследователем.

Но ему хотелось сделать что-нибудь толковое. Если бы Мэдлин Гринуэй была одной из его сестер, Женевьевой или Оливией, которые склонны плакать или бурлить от переполнявших их чувств, когда их что-нибудь беспокоило, он мог бы обнять ее за плечи. Будь она Луизой, он предложил бы ей носовой платок и свое плечо или прогулку по холмам, розыгрыш. Все это обычно успокаивало ее.

Но Мэдлин Гринуэй была сильной. Интересно, знала ли она, как быть слабой. Похоже, прошло уже много времени с тех пор, как она могла себе это позволить. «Я буду сильным для тебя».

Эта мысль лишила его спокойствия. Он не был уверен, что сила такого рода когда-либо требовалась от него. Каждая женщина в его жизни, включая Луизу Портер, несмотря на ее благородную бедность, всегда относилась к безопасности как к чему-то само собой разумеющемуся. Она была неотъемлемой частью их жизни в обществе. Колину же хотелось присесть рядом с Мэдлин, заключить ее в объятия, потому что был уверен: то, что начинается с утешения, заканчивается физической близостью. Мэдлин контролировала себя, но эту способность она воспитала в себе, тогда как чувственность была присуща ей от природы. И если Колин являлся гением в чем-то, так это в понимании того, когда женщина готова капитулировать, и в способности уговорить ее сделать это. Потом еще этот слух о вознаграждении в сто фунтов, который, несомненно, звучал соблазнительно для Мэдлин Гринуэй. Колин считал, что сможет укрепить ее преданность, занявшись с ней любовью.