Маркус задумался, постукивая пальцем по странице книги. То, что он делил свою жизнь на «до убийства» и «после убийства», вовсе не означало, что это имело какое-то особенное значение.
Но что интересно, кучера экипажа миссис Редмонд тоже звали Роберт Белл. Маркус хорошо знал его; круг опытных кучеров был элитным и относительно равноправным в обществе, поскольку среди молодежи считалось модным управлять своими собственными экипажами, и все они учились этому делу у людей, которые подобным занятием зарабатывали себе на жизнь. Маркус сам получил несколько уроков от Роберта Белла, оттачивая свое мастерство править лошадьми.
Роберт Белл – достаточно распространенное имя. Нет никаких сомнений, что он – просто лакей или постоянный служащий. Клубу, где членство отчасти требует от них самих быть опытными кучерами, нет нужды нанимать кучера. И все же.
Из чистого любопытства Маркус пролистал книгу назад, чтобы посмотреть, когда появилось в ней имя Роберта Белла. Он обнаружил, что первый раз оно появилось три месяца назад. Но свое жалованье он получал не и одни и те же дни и не всегда вместе с остальными служащими.
Интересно, но это не обязательно должно настораживать. И все же нерегулярное вознаграждение подразумевало, что Роберт Белл не являлся постоянным служащим клуба.
Маркус закрыл книги, довольный и впечатленный записями, но встревоженный. У него появилось какое-то странное ощущение, которое он никак не мог определить. Он снова пытался анализировать свои чувства к Луизе и то, как изменилась его жизнь после исчезновения Колина с эшафота.
Но уже через несколько мгновений Маркус знал, что это ощущение никак не связано с Луизой. Его словно влекло куда-то. Маркус вспомнил, что нечто подобное происходило с ним в тот день, когда его потянуло на берег реки Уз, которая протекает по землям Эверси. И как раз вовремя. Он успел спасти Колина, который едва не утонул.
Прошло уже несколько лет с тех пор, как Мэдлин держала в своих руках вожжи, но она очень быстро все вспомнила, и лошадь, похоже, знала свою работу, шевелила ушами, слушая ее команды или реагируя на вожжи в ее руках. К тому времени, когда они достигли Лондонского моста, она уже успокоилась, поверив в свои способности управлять повозкой. Солнышка припекало, и Мэдлин радовалась, что у нее есть шляпка, которую Колин позаимствовал у графини. Мэдлин прикрывала ею лицо не только от солнца, но и от любопытных взглядов.
Вот только в шуме просыпающегося Лондона и в стуке колес по булыжникам она не сможет услышать царапания Колина в гробу, если он там начнет задыхаться.
От одной этой мысли она сама едва не перестала дышать. Но вместе со страхом пришло чувство раздражения и нетерпения.
Сто фунтов. Этого было достаточно, только-только хватило бы, чтобы уехать в Америку и расплатиться за ферму, которую она приобрела. Она смогла бы покончить со страхом и неопределенностью прямо сейчас, если направила бы эту повозку вместе с Колином в качестве подарка прямо к кабинету министра внутренних дел. Колин встал бы из гроба и указал на нее: «Она сделала это! Она унизила всех вас, выкрала меня с эшафота на глазах тысяч людей!»
Но ни один человек не поверил бы ей. Разве могла все это сделать женщина? Все сочли бы эти слова бредом. Она заплакала бы, безбожно солгала и стала богаче на сто фунтов. Через несколько дней ее волосы развевались бы на морском ветру, и вокруг на много миль была бы только синяя морская гладь. Ей не надо было бы думать о солдатах с нацеленными на нее пистолетами. У нее могли бы появиться новые воспоминания, а старые – ушли бы в сны, включая Колина Эверси.
Но теперь все изменилось, и это приводило Мэдлин в ярость. Она чувствовала себя какой-то беззащитной, сидя на этой повозке, и знала почему. Уже много лет одиночество было гарантией ее безопасности, теперь же она ощущала себя… одинокой. С сопутствующей этому одиночеству уязвимостью. Виной всему Колин Эверси. Она давно нашла свое утешение в призрачной безликости, особенно в целительном полумраке, где она ни о ком не волновалась, ни о ком не заботилась, лишь методично зарабатывала деньги, чтобы начать новую жизнь.
Но теперь Мэдлин ощущала внутреннее непонятное давление, почти… тягу. И это было связано не столько с нетерпеливым ожиданием отъезда… Интересно, семена когда-нибудь обижаются на солнце, зная, что оно будет светить без пощады и не оставит им выбора, кроме как поднимать свои головы из безопасного земляного укрытия и цвести.
И потом есть вероятность, что их растопчут.
Лошадь стала прясть ушами, очевидно, ей передалось напряжение Мэдлин. Она поспешила пробормотать какие-то успокаивающие слова.
Они медленно ехали через Лондонский мост, под которым текли грязные воды Темзы, разнося зловонный запах. Было еще рано, но движение на мосту становилось все более интенсивным, и ее повозка катилась рядом с другими, которые везли в город товары – пиломатериалы, капусту, кур в корзинах, – и рядом с экипажами из Саутуорка, которые ехали в город по делам. Все смотрели в сторону повозки Мэдлин, тащившей гроб, и быстро отводили глаза.