– Я ни о чём не сожалею, – сказал он, подумав о том, что она пришла с целью влюбить его в себя. Он чувствовал, что нравится ей и, хотя она нравилась ему тоже, он решил не влюбляться в неё.
Сравнив себя с рыбой, плавающей свободно, он не хотел попадаться ей на крючок.
– Вам не жаль, что проходит время? – спросила она.
– Вы не думаете, что вы проходите вместе с ним?
– Было время, когда меня не было и будет время, когда меня не будет. Когда меня не было, мне было легче, потому что не быть гораздо легче, чем быть, когда я появился, мне стало нелегко, и я стал называть себя тем, с кем я бы не хотел знакомиться. Когда меня не будет, время останется, но я уйду из мира, и мне снова будет легче, потому что, во-первых, я перестану быть знаком с собой и, во-вторых, вновь окажусь в том времени, когда меня не было.
– Вы говорите путано и туманно, но я, кажется, понимаю, что вы хотите сказать, – медленно сказала Клаудия после небольшой паузы. – На основной вопрос Гамлета «Быть или не быть» вы ответили, что не быть гораздо легче, чем быть. Я правильно поняла вас?
– Правильно, – быстро сказал Филиус. – Только не спрашивайте, что лучше, потому что легче значит не лучше, а удобнее.
– А разве лучше не значит удобнее? – снова спросила она, когда они вошли в сад и медленно пошли по одной из освещенных фонарями пустынных аллей.
– Для кого как, – не сразу ответил Филиус. – Для меня это удобнее, но для большинства лучше означает вкуснее, умнее, сильнее, точнее, пусть труднее, но выше больше и дальше.
– Я всегда думала, что лучше – это спокойнее и проще. Мне кажется, что это сочетается с «удобнее».
– Вам правильно кажется, – Филиус едва заметно улыбнулся. – Днём мне кажется, что я существую, а ночью, когда я сплю, мне так не кажется.
– Интересный у нас с вами разговор, – сказала она, сев на скамейку и предложив ему сделать то же самое. – Мы говорим о том, о чём не говорят другие.
– А разве для вас имеет значение то, о чём говорят другие? – спросил Филиус с пренебрежением. – Для меня имеет значение только то, что говорю я, но я знаю, что то, что говорю я, не имеет никакого значения ни для времени, ни для пространства.
– Вы глубокий пессимист, но мне с вами так интересно, как ни с кем другим, – сказала Клаудия с восхищением. – Я в первый раз вижу субъекта, для которого мнения других ничего не значат.
– Если я сам ничего не значу, что для меня могут значить другие? – презрительно спросил Филиус. – Другие вообще для меня не существуют. Они появляются в моём поле зрения только тогда, когда мои глаза открыты. Когда они закрыты, других нет, и я не хочу открывать глаза, чтобы видеть их.
– А я для вас существую? – нерешительно спросила Клаудия после небольшой паузы. – Я для вас что-то значу? Или я тоже другая?
– Вы? – Филиус взглянул на неё так, что ей показалось, что его взгляд вывернул её наизнанку, – вы для меня значите то же, что и я для вас.
Они немного помолчали, свет фонаря падал на их лица. Их чувства говорили за них и слова были не нужны. Их губы соединились в медленном поцелуе, и всё потонуло в тёплом тумане упоительного забытья.
Несмотря на этот поцелуй и последующее объятье, после чего последовали лёгкий ужин в небольшом кафе и договорённость о новой встрече в том же месте, Филиус не влюбился в Клаудию, однако в его жизни, как в спокойной реке, появился приток, который начал привлекать к себе внимание. Начав встречаться с Клаудией для разнообразия, Филиус вскоре понял, что её желание влюбить его в себя усилилось. Каждая новая встреча затягивалась, поцелуи становились более затяжными, объятия продолжительными, и однажды Клаудия призналась ему в любви. В ответ он сказал, что она ему нравится и что из неё может выйти хорошая жена, но добавил, что жениться не намерен, так как ни в коем случае не желает терять собственной свободы. С некоторым удивлением Клаудия узнала, что семья, с его точки зрения, это обуза и что одиночество гораздо лучше ежедневного мелькания друг перед другом. Тогда она сказала, что готова идти за ним на край света и в ответ услышала, что постель гораздо ближе и что в ней теплей и приятней особенно вдвоём, догадавшись о его желании сделать её своей любовницей, она после очередной встречи, происшедшей через два месяца, не сказала ему «до свидания», а согласилась провести с ним ночь. Эта ночь, прошедшая в его доме, оказалась для неё замечательной, и утром она сказала, что может, если он хочет, остаться у него на правах гражданской жены. Однако он сказал, что нечастые ночные встречи лучше еженочных постельных отношений, поскольку такие отношения быстро приедаются, а ежедневное видение одного и того же лица надоедает. Тогда она сказала, что её родители живут в гражданском браке много лет и, хотя устают от однообразной бытовой рутины и даже иногда скандалят и ссорятся, но в целом остаются довольны друг другом и считают совместное проживание без оформления официальных отношений неплохим делом. Она посоветовала ему последовать их примеру, но, к её удивлению, с его стороны прозвучали слова совсем не на эту тему.