Опасные земли

Волюнтаристским авторским произволом я здорово омолодил Филиппа. К окончанию пути он подошел матерым тридцатипятилетним мужиком. Почти порог старости по тем суровым меркам. Царедворец, вельможа, испытанный в боях и турнирах, цвет бургундского рыцарства. Однако такой персонаж, вполне состоявшийся и устоявшийся, показался мне слишком, что ли, бронзовой личностью, которую мне не своротить в плане характера. Немного покумекав, я скинул ему десяток лет, снабдив для контраста старым наставником и еще более молодым другом. Обоих, честно скажу, придумал, все совпадения случайны.

В тексте есть и другие допущения, правда, совсем незначительные – ради красного словца. Клоню я к чему? К тому, что это не ошибки – допущения. Все-таки книга, хоть и историческая, с опорой на чертову кучу подлинных источников и научных исследований, не научная, а художественная. Сиречь имеет право быть наполненной разнообразными фантомами сознания.

Далее.

Я сознательно не ввел в дело ни одного значимого женского персонажа. Не со зла. Не потому, что автор гендерный протестант или, упаси боже, женоненавистник. Девчонок я страшно люблю, ценю и уважаю. В моей околохудожественной писанине почти всюду женщины. Даже секс случается. «Пилот мечты» делал это в кокпите космического истребителя!

Но не здесь, нет.

Кто-то может сказать:

– И правильно! Задрали уже все эти сеттинги, куда искусственно вмонтированы сильные и независимые тети!

Оно, конечно, так – задрали. Но локальный внезапный игнор девчонок с этим прискорбным явлением вообще не связан. Никак. Просто ситуация не располагала. Военный поход рыцарского войска, а потом – отряда. И куда тут поместится прекрасная и хрупкая девушка? Даже если она не очень хрупка и совсем не прекрасна – ей просто не нашлось места.

Да и хотелось, что греха таить, отвлечься от почти обязательной лавстори в любом, даже не слишком подходящем, случае. Эксперимент, знаете ли. Насколько зайдет читателю не совсем клишированный сюжетец? А то имеются рекомендации, ну вы знаете: не более четырех персонажей, конфликт с внутренним антагонистом (то есть герои должны непрерывно лаяться, выясняя, кто тут альфа), любовь и прочая, прочая.

Ничего этого в книге нет.

Зачем вообще я ее написал, спросит кто-то? Что хотел сказать, какие глубокие смыслы преследовал?

Отвечу просто: написал, потому что мог. Не только историческим занудством жив человек, я в том числе. Художественная форма и апелляция к чувствам важна не менее. Никакой сверхзадачи не имелось, а что до смыслов… мы все лишь пустые сосуды, которых наполняет божественный ветер реальности. Каждый волен искать и найти в моем сосуде то, что он сумеет или захочет.

Вот такие замечания касательно книги, очень для меня непростой. Вот такие замечания касательно персонажей, с которыми ваш робкий рассказчик сильно сроднился.

Надеюсь, сроднитесь и вы.

P.S. Огромная благодарность, признательность и низкий поклон замечательной Елене Ашихминой, которая прошла со мной весь этот путь от начала до конца. Без нее никакой книги просто не было бы.

Глубочайшее мерси Андрею Куркину – блестящему специалисту и знатоку бургундского Средневековья. Его советы оказались бесценными. Мессир Андрэ, vive la Bourgogne!

Клим Жуков

Часть 1

Глава 1 Антиквар

Отец оставил мальчику Кириллу в наследство фамилию Пеневежневецких и больше ничего.

Мальчик Кирилл изрядно настрадался с родовым своим прозвищем в школьные годы. Понятно почему – дети бывают очень злыми существами. Кирилл держал оборону и даже бивал разные лица, чтобы они, лица, не позволяли лишнего. Ведь за фамилией, как ни крути, череда предков, требующих почтения.

Потом был Московский историко-архивный институт с перерывом на службу в армии, а потом Кирилл внезапно оказался в статусе «уже не мальчик» и заодно обнаружил неприятный факт: страна в нем не нуждалась. Ну, то есть, как бы не совсем не нуждалась. Просто в державе случилось перепроизводство историков, философов и прочих выкормышей фундаментальной науки.

Промыкавшись два года, Кирилл, не будучи большим моралистом, задумался о выживании собственной физической оболочки и совершил весьма необычный для России конца двадцатого века маневр – продал московскую квартиру и перебрался в Петербург, к Неве, сырости, бесконечной осени и тучам над головой.

Город, как раз начавший исправно снабжать столицу образованными кадрами, удивился и принял гостя холодно. Это выразилось в обвальной череде неудач на ниве юного русского предпринимательства, которое по недоразумению величали англосаксонской идиомой «бизнес».

Начинал он с недоремонтированной, но весьма солидной «трешки» на Васильевском острове, приобретенной на волне удешевления жилья и удорожания североамериканского доллара, которыми приветствовал немногих счастливчиков кризис 1998 года. Кирилл только что продал трехкомнатную недвижимость на Цветном бульваре и оказался обладателем сумасшедшей кучи заокеанской валюты, которая каждый день превращалась в еще большую кучу рублевого эквивалента.