Опасный босс, или Тайно беременна

Возвращается ко мне и нависает сверху, даже не садится, только взглядом терроризирует.

– Зачем ты выгнал мою подругу? – едва ворочаю языком, но спрашиваю. Должна знать.

– Поговорить хотел, – отвечает коротко, скупыми, резкими фразами. Очень серьезный взгляд не отрывается от меня. Мне становится страшно. Какие еще секреты он узнал обо мне и что будет делать?

– Опять? Мало тебе было разговоров? – держусь с вызовом. – Зачем ты приехал, Кирилл? Мы вроде всё обсудили.

Заметно поникает, плечи опускаются, взгляд тускнеет, на лице проявляются отчетливые следы мучений. Он страдает? Почему?

– Если бы я знал, если бы я знал, зачем приехал! – говорит с чувством, совсем не вяжущимся с его видом. – Поехал ведь домой, а находиться там не могу! Переживал за тебя!

– Ты меня обвиняешь? – голос срывается, совсем не понимаю Кирилла, его слова, действия для меня загадка.

– Измучила ты меня. Своей таинственностью, поведением, непонятным желанием сбежать. Ты совсем не похожа на шлюху, – проговаривает сквозь крепко стиснутые зубы, глаза начинают поблескивать непонятным светом.

– Это для тебя открытие? – изгибаю бровь, сглатывая волнение.

– И язвительность твоя измучила вместе с одновременной скромностью, – продолжает говорить странные, непонятные слова.

Я мучила? Он из-за меня страдал?

– Меня к тебе тянет, а ты невеста моего брата и отталкиваешь меня, хотя отношения между вами явно не фонтан. Я пытался выяснить у него, у тебя, что всё это значит, но вы оба только и делаете, что просите меня не вмешиваться.

– Так и не вмешивался бы, – сухо произношу.

– Если бы я мог! Если бы я мог, я бы бросил тут всё и уехал домой, и компанию бы не тащил со дна, и вас бы в покое оставил. Но не могу.

– Что это значит? – спрашиваю дребезжащим голосом.

Кирилл молчит. Медленно подходит и садится не на стул, а прямо на мою кровать, кладет руку мне на живот. Большая мужская ладонь закрывает почти всю его поверхность. Он не хочет признавать, но уже связан с крохой, что живет у меня внутри. Тысячи микроспазмов сжимают мое горло, ни слова не могу от волнения произнести, захваченная силой этого важного и знакового момента.

Кирилл переводит взгляд от моего живота к моим глазам.

– Вика, он же мой?

– Разве мои слова что-то значат? – тихо-тихо вторю его почти беззвучному вопросу. Мне необходимо знать, что он поверит, если я скажу да. В противном случае я и рта не раскрою.

– Я устал не доверять тебе, искать двойное дно в каждом слове. Мой отец… Он всегда считал женщин шалавами, иначе не называл, моя мать бросила меня, мы не общаемся. У меня нет склонности доверять женщинам, и ты не показала себя другой, тоже обманывала, использовала…

Дергаюсь, словно он мне пощечину дал.

– А ты не задумывался, почему я так себя веду? Может, есть причины?

– Расскажи. Я попробую поверить.

– Попробуешь поверить? – спрашиваю осторожно.

Прищурившись, смотрю на Кирилла. Направление разговора мне не нравится, то, что он делает над собой усилие, чтобы поверить мне. То, какой он меня представляет. Но вот то, что он вернулся, переворачивает всё внутри. Сердце колотится сильно, громко, глушит все звуки вокруг.

Он вернулся, он рядом. Это всё меняет, хоть не должно менять, задевает и волнует…

Кивком подтверждает то, что сказал.

– Звучит не очень, знаешь ли. Я не считаю, что должна нести бремя за тех женщин, что встречались на твоем пути. Мне жаль, что твоя мать тебя бросила, но не все женщины одинаковые.

– Ты сама дала мне повод думать о тебе плохо, – сжимает челюсти, глядя исподлобья. Вижу, что он действительно пытается понять, но дается ему этот разговор нелегко.

– Ты судил только со стороны, оскорблял. Что видел, то и говорил, не пытаясь даже вникнуть.

– А должен был? Ты хотела от меня этого? Чтобы поверил женщине, которая вела себя более чем странно? Ну или, по крайней мере, ты могла объясниться. Видимо, не могла, – говорит после короткой паузы и вздыхает. – Давай начнем сначала, Вика, – вдруг смягчает тон и склоняется чуть ниже.

Его близость действует обескураживающе.

Боюсь, что она может помешать мне действовать здраво. Лучше бы он отодвинулся, не смущал, я сама делаю попытку отстраниться и прижимаюсь к спинке кровати, приподнявшись на руках. Не хочу, чтобы чувства к нему повлияли на мою адекватность.

Кирилл истолковывает мое движение по-своему. Выпрямляется, в его глазах пытливый интерес. Думает, что я его боюсь?

– Тот синяк – это же Дима тебя ударил?

Съеживаюсь в комок от этого неудобного вопроса, от собственного стыда, который охватывает меня в эту минуту. Прячу взгляд. Знаю, что это поведение жертвы. Долго думала об этом, размышляла бессонными ночами. Я не виновата, что Дима избрал меня девочкой для битья, но не могу избавиться от иррационального чувства вины. Слова Кирилла меня злят. Кто же любит, когда его постыдные тайны достают наружу?

– Ты говорил, что оправдываешь его агрессию, что он – пострадавшая сторона, раз я ему изменила.