Опасный дневник

После этих назначений стали думать о воспитании наследника. Елизавета Петровна приказала русским министрам в иностранных государствах выспросить, как там обучают королевичей, и ей доложить. Свои планы представили и петербургские ученые люди. Проект Штелина оценили выше других, и сочинителя взяли ко двору великого князя.

— Не потаю, сударь, от вас, — рассказывал Штелин Порошину, — что великий князь до меня ничему не был выучен, разве только помнил несколько французских слов, манже да буар — есть и пить. От уроков он уставал, и я должен был с ним рассматривать картинки в книгах. Смотрел он только те, где изображалась война. Я показывал ему рисунки крепостей и говорил об архитектуре, рисунки пушек — и говорил о механике. Чтобы сказать об истории, я приносил ему старинные монеты и описывал царей, при которых они чеканились. На ландкартах я чертил пути движения войск Александра Македонского, Юлия Цезаря — так мы изучали географию.

— Сколько же на день бывало уроков? — спросил Порошин.

— Какие там уроки! — с огорчением воскликнул Штелин. — Великий князь мог сидеть на месте лишь пять минут. Даже танцам не выучился, а ведь как старался французский танцмейстер господин Лоде! Великий князь сказал ему: „Ваши танцы — пустяки. От развода караулов мне больше радости, чем от всех балетов“. Каков?

Порошин слушал рассказы Штелина, ничем не выражая своего отношения к ним. Он хорошо знал, сколь опасна при дворе искренность.

Другой петербургский немец, Август Шлецер, сотрудник Академии наук, сказал Порошину, что великий князь должен старательно изучить историю, ибо для особы царского рода это самый необходимый предмет. — Учите вашего воспитанника, — требовал он от Порошина, — прежде всего истории. Никогда я так искренне не убеждался в практическом значении этой науки, как во время переворота, произведенного императрицей Екатериной. Все те невероятные ошибки управления, какие совершил сто пятьдесят семь лет назад известный Лжедмитрий Первый, повторил Петр Третий. Можно ли вообразить, что этот несчастный впал бы в такие ужасные ошибки, если б знал, к чему они приводят, то есть если бы не был он полным невеждою в русской истории? Никогда!

Много и смешного и полезного нашел Порошин в первой русской печатной книге, трактовавшей о воспитании юношества. Называлась она „Юности честное зерцало, или Показание к житейскому обхождению, собранное от разных авторов повелением царского величества….“. Книга была издана в 1717 году и начиналась букварем, содержавшим новый и старый алфавиты, то есть гражданскую, введенную Петром, и славянскую азбуки, а также славянские, арабские и римские цифры. Берущему в руки эту книгу словно бы предлагалось повторить, а может быть, и выучить, ежели не знал раньше, грамоту, чтобы читать затем „зерцало“, или правила житейского обхождения, помещенные в книге вслед за букварем.

„В первых наипаче всего должны дети отца и матерь в великой чести содержать, — читал Порошин начальный параграф, им открывались правила. — И когда от родителей, что им приказано бывает, всегда шляпу в руках держать, а пред ними не надевать, и возле их не садитися, и прежде оных не заседать, при них в окно всем телом не выглядывать, но все потаенным образом с великим почтением, не с ними в ряд, но немного уступя позади оных в стороне стоять, подобно яко паж некоторый или слуга. В доме ничего своим именем не повелевать, но именем отца или матери; от челядинцев просительным образом требовать, разве что у кого особливые слуги…“

Этот пункт понравился Порошину. Обыкший с детства искренне уважать родителей, приученный в корпусе к воинской дисциплине, он отчетливо представлял себе систему подчинения, на которой были основаны и семейные отношения, и государственный порядок в России, и внутренне был согласен с этой системой. Но все же — как быть в рассуждении покойного государя Петра Федоровича? Если, как советует зерцало обхождения, содержать его перед лицом воспитанника в величайшей чести, будет ли это полезно впоследствии для русского государства? Что говорить, Петр Федорович был дурным правителем, и надобно стараться, чтобы сын, — нет, вернее сказать, цесаревич, — ни своим образованием, ни характером на него не походил, а пошел бы в свою матушку, именно в свою родительницу — ныне здравствующую императрицу Екатерину Алексеевну.

Далее Порошин читал о том, что детям надлежит речей старших не перебивать, говорить правду истинную, не прибавляя и не убавляя ничего, себя не хвалить, но и не уничижать, быть в присутствии слуг осторожными в словах.

Юноше, который соблюдает правила, чтобы преуспеть в жизни, предлагалось запомнить главное:

„Младый отрок должен быть бодр, трудолюбив, прилежен и беспокоен, подобно как в часах маятник, для того, что бодрый господин ободряет и слуг, подобно яко бодрый и резвый конь учиняет седока прилежна и осторожна…“