Опасный дневник

— Такие случаи, без сомнения, у вас впереди будут, вы только начинаете жить, — сказал Порошин, словно забывая, что сам провел на свете только двадцать два года. Жизненный опыт и высокий чин полковника давали ему ощущение зрелости. — А о том, что с детских лет надобно следить за образованием души, вы заметили верно, я по службе своей при великом князе так и поступаю. И, желая сохранить для потомков историю его высочества, веду ежедневные записки всех упражнений и разговоров наследника российского престола.

— Стало быть, мы узнаем, как вырастают в России самодержцы, — сказал Радищев и простился с Порошиным.

4

Порошин был доволен своими записками, говорил о них двум-трем друзьям по корпусу и не предполагал, что о его дневнике со слов великого князя уже известно Никите Ивановичу. Впрочем, если бы Порошин узнал, что Павел нарушил обет молчания, он бы не стал беспокоиться, совершенно уверенный в том, что труд его полезен великому князю и нужен потомкам.

А между тем эти записки начинали все больше волновать Панина, и новое обстоятельство усилило его тревогу: одна из немецких газет — липштадтская — напечатала статейку о том, как воспитывается в России наследник престола великий князь Павел. Тон ее был недоброжелательным, сведения сообщались невыгодные для Павла, однако нельзя было сомневаться в том, что автор более или менее точно знал, что происходит в петербургском дворце.

Статейка целила в Панина, в его систему воспитания, в его недосмотры и невнимательность к великому князю. Писалось о том, что в России не заботятся о здоровье наследника престола, он часто болеет, не посещает куртаги и богослужения в дворцовой церкви. Учится великий князь неохотно и мало, не любит немецкий язык, хотя по крови и по родству является немецким принцем. Гофмейстер его занят делами Иностранной коллегии и не успевает следить за тем, как живет и учится его воспитанник.

Об императрице в газете не говорилось ни слова, будто бы как мать и повелительница она была неспособна помочь образованию Павла, если в том возникала необходимость.

«Вот куда ведут записки и дневники, — раздраженно подумал Панин, прочитав газету. — То, что в них собрано, теперь выдается в печать…»

Но как ни сердился Никита Иванович на Порошина за его писание, он все же видел, что статейка написана другою рукой. Порошин, — даже если допустить, что придворная жизнь изменила его натуру в худшую сторону, чего совсем не было заметно, — не мог дурно аттестовать великого князя в публике. Это не Порошин, однако из своих, комнатных.

Писавший старался оказать услугу императрице, принявшись грызть Панина, — и ошибся! Разумеется, его проект императорского совета не забыт — эту смело задуманную попытку ограничить самодержавную власть государыни не простит она и будет помнить всегда, — но и при этом у него нет оснований для беспокойства. Панин знал, что Екатерина ценит его советы и просит их, поручила ему руководство Иностранной коллегией и — больше того — доверяет воспитание сына, великого князя, наследника российского престола. Степень этого доверия весьма велика, и можно быть уверенным в том, что те, кто рассчитывает свалить его, — скажем, братья Орловы, — в своих намерениях не успеют. Поведение и дела Панина, как думал он, сполна разумны и достаточны, сколько того желать возможно.

Газетная статейка, в конце концов, пустяки, и писал ее человек, в тонкости здешнего обращения не входящий. Но что придется сказать, ежели записки Порошина попадут в Европу и тамошние газетиры начнут их печатать? Вероятно, многим здесь это будет не по вкусу, а больше всего — великому князю…

Докладывать в вышнем месте, то есть государыне, — рано, надобно узнать о записках подробнее. Уволить Порошина — он свои бумаги унесет, и тогда они совсем легко за границу пойдут. Что делать?..

Ответ пришел не сразу и был таков: «Не торопиться. Пусть пишет и читает великому князю, тот расскажет, о чем будет писано. А дальше попросить дневник для чтения. И там видно будет, как поступить с бумагой и сочинителем».

Глава 8.Дневник продолжается

Бесполезно удаляться,

Силиться и противляться

Смертным против стрел Эрота;

Что у нас в сердцах врожденно,

Тем владеет он и правит.

М. Херасков

1

Одну за другой исписывал Порошин свои тетради, занося в них речи великого князя и рассказы о его деяниях, а также обо всем происходившем на половине наследника — что делали, о чем говорили.

Дни бежали, подгоняемые строгим придворным распорядком: подъем, чай, ученье, обед, явка на свидание с императрицей, спектакль, куртаг или маскарад, ужин, сон — и опять сначала. За стены дворца Павел осенью и зимой почти никогда не выходил. Мальчик он был слабый, болезненный, и простудить его Никита Иванович боялся.

Накануне нового, 1765 года во дворце парадного ужина не устраивали, день тридцать первого декабря прошел у великого князя, как важивалось обычно, но на первое января был назначен праздничный бал.