Опасный канун

Наступила короткая пауза.

— Ну что ж, тогда двинули дальше, — сказал Муми-тролль.

Фрёкен Снорк посмотрела на накрытый стол, на гирлянды над дверью.

— Надеюсь, вы на славу справите праздник, — любезно сказала она.

Тут всё лицо Филифьонки сморщилось, и она опять заплакала.

— Не будет у меня никакого праздника! — всхлипнула она. — Оладья сохнет, цветы увядают, часы идут, но никто не приходит. Они не приходят ни разу в год! У них нет никаких родственных чувств!

— Не приходит кто? — участливо спросил Муми-тролль.

— Ну они, дядя и его жена! — воскликнула Филифьонка. — Я на каждый Иванов день посылаю им приглашение, а они никогда не приходят.

— А вы попробуйте пригласить кого-нибудь другого, — посоветовал Муми-тролль.

— У меня нет больше родственников, — возвестила Филифьонка. — Но разве это не долг — приглашать в праздник родственников на обед?

— Стало быть, сама-то ты не находишь в этом удовольствия? — спросила фрёкен Снорк.

— Разумеется, нет, — устало ответила Филифьонка, садясь за стол. — Мой дядя и его жена совсем не из приятных особ.

Муми-тролль и фрёкен Снорк подсели к ней.

— А может, встреча с тобой и их не радует? — спросила фрёкен Снорк. — Ну а что, если пригласить нас, не сойдём ли мы за приятных особ?

— Что вы говорите? — удивлённо сказала Филифьонка.

Видно было, что она думает. Внезапно островерхий конец её шапочки стал потихоньку подниматься, колокольчик весело зазвенел.

— Стало быть, — медленно произнесла она, — мне вовсе не обязательно их приглашать, раз ни мне, ни им это не доставит удовольствия?

— Нет, абсолютно нет, — сказала фрёкен Снорк.

— И никому не будет ни тепло, ни холодно, если я буду справлять праздник с кем хочу до конца своих дней? Пусть даже не с родственниками?

— Никому не будет ни тепло, ни холодно, — подтвердил Муми-тролль.

Филифьонка аж просияла от облегчения.

— Всё так просто? — сказала она. — О, как прекрасно. Мы справим такой весёлый Иванов день, какого я никогда не справляла, ещё как справим! Милые вы мои, это что-то прямо-таки захватывающее, с вашего позволения я присоединяюсь!

Однако празднование Иванова дня оказалось гораздо более захватывающим, чем Филифьонка могла мечтать.

— Бокал за папу и маму! — провозгласил Муми-тролль и осушил свою рюмку. (А Муми-папа как раз в это время сидел в ночи на борту театра и осушал бокал в честь своего сына. «За возвращение Муми-тролля домой, — торжественно провозгласил он. — За фрёкен Снорк и крошку Ми!»)

Все были сыты и веселы.

— А теперь надо зажечь костёр в честь Иванова дня, — сказала Филифьонка, погасила лампу и сунула в карман спички.

Снаружи небо было всё ещё светлое, и можно было различить каждую травинку на лугу. За верхушками елей, там, где зашло и улеглось ненадолго солнце, светилась красная полоска в ожидании следующего дня.

Они пошли через безмолвный лес и вышли на прибрежный луг, где ночь была посветлее.

— Как чудно пахнут ночью цветы, — сказала Филифьонка.

Над лугами тянуло слабым запахом жжёной резины. Травинки потрескивали, словно наэлектризованные.

— Это запах хатифнаттов, — удивлённо сказал Муми-тролль. — Но ведь в это время года они обычно выходят в море под парусами?

Тут фрёкен Снорк обо что-то споткнулась.

— «Прыгать через скакалку запрещается», — прочла она. — Какая глупость! Смотрите, тут полно надписей, на которые никто не обращает внимания.

— Как чудесно: всё дозволено! — воскликнула Филифьонка. — Такая ночь! А не сжечь ли нам все эти объявления? Не запалить ли нам из них костёр в честь Иванова дня?!

Костёр в честь Иванова дня разгорался. С рёвом набросился он на объявления «Петь запрещается», «Рвать цветы запрещается», «Сидеть на траве запрещается»…

В больших чёрных буквах весело потрескивало, снопы искр взметались к бледному ночному небу. Густой дым клубами валил над лугами и полями, белыми завесами повисал в воздухе. Филифьонка пела. Она танцевала на своих тонких ножках вокруг костра и расшвыривала веткой пылающие угли.

— Конец дядюшке, — распевала она. — Конец его жене! Конец, конец! Бимбелибамбелибу!

Муми-тролль и фрёкен Снорк, довольные, сидели рядышком и смотрели в огонь.

— Как ты думаешь, что сейчас делает моя мама? — спросил Муми-тролль.

— Разумеется, справляет праздник, — ответила фрёкен Снорк.

Доски с надписями рухнули, взметнув фейерверк искр, и Филифьонка закричала ура.

— Меня скоро потянет в сон, — сказал Муми-тролль.

— Теперь нужно сорвать двадцать видов цветов, так, что ли?

— Да, двадцать, — сказала фрёкен Снорк. — И обещать, что не произнесёшь ни единого слова.

Муми-тролль с торжественным видом кивнул. Он сделал множество жестов, означавших: «Спокойной ночи, утром увидимся!» — и тихонько пошёл прочь по мокрой от росы траве.

— Я тоже хочу рвать цветы, — сказала Филифьонка и, довольная, вся в саже, подпрыгивая, вышла из клубов дыма. — Я буду участвовать во всех ваших фокусах! Ты знаешь какие-нибудь?

— Я умею проделывать один страшно жуткий фокус в ночь на Иванов день, — прошептала фрёкен Снорк. — Только он невыразимо жуткий.

— Ночью я отваживаюсь на всё! — сказала Филифьонка и лихо зазвенела своим колокольчиком.