Глядя на существо, лаборант понял, что это чёрт знает что, ни растение, ни животное, а что-то наподобие короткой, расширяющейся кверху актинии. В атласе ему такое не встречалось, а, может быть, попадалось среди множества других инопланетных особей, но забыл. Он тупо стоял над ними, смотрел, как образцы всё больше бледнеют, высыхая.
– Не знаю. Знаю, что мы встали над их полем.
– Это ксеноцериантус обконика. Когда они чувствуют рядом крупную рыбу, выпускают в её сторону струю воды с нейротоксином. Рыба сразу же гибнет, а ксеноцериантус открепляется от субстрата, подползает к ней на ножках, вытягивает глотку с челюстями и приступает к насыщению.
– Ну, не-ет! – протянул лаборант.
В его голосе было столько сдержанной безнадёги, что едва ли он выражал своё отношение к способу охоты и питания Xenocerianthus obconica. Муромцев смотрел поверх его головы куда-то на бак. Смольский оглянулся и погрустнел. Заботливо поддерживая за локоток, доктор Жлоб вывел на палубу Арину.
Оба поняли, что впереди большие неприятности.
Глава 25
Здоровая женщина на борту – к сворам в команде. И это в лучшем случае. Рощина вышла на палубу, всецело сознавая эффект женщины в море. Офицеры кинутся наперебой за ней ухаживать и возникнут конфликты. Здесь были не сдержанные учёные арктических вод, а пиратская команда в Южной Атлантике.
Удар ножом на какое-то время спас положение, за что она была крайне признательна своему лаборанту. Однако всё хорошее рано или поздно кончается. У Арины была железная воля. Она пролежала бы в койке и год, и два, если бы было можно, но доктор в самом деле старался поставить её на ноги. Симулировать дальше означало вызвать подозрение, а за подозрениями последуют репрессии, бандиты скоры на расправу. Она поднялась на свежий воздух, втайне надеясь, что угроза изнасилования всей командой как-нибудь улетучится, но не сильно на это рассчитывая. Любой ценой она хотела дотянуть до берега, а там выход найдётся. Даже российское консульство теперь вызывало у Арины приятные чувства.
– В Сен-Луи можно купить товары, к которым не прикасалась рука человека! – помощник электромеханика Митька стоял в дверях камбуза, залихватски уперев руки в боки, и заливал про Африку.
Ему было скучно, а тут новые и, к тому же, земляки!
Денис скрючился возле плиты, обхватил ладонями полулитровую кружку, прихлёбывал кисло-сладкий компот. Он только что поднялся, отработав на сорока девяти метрах. Перед глазами ещё плавала муть забитой планктоном воды. Луч нашлемного светильника разбивался в нём, подсвечивая мириады бесполезных крошечных организмов. Надо было напрягать зрение, чтобы различить под ногами хоть что-то нужное. Собирать, садиться, вставать, идти дальше, сгибаться, разгибаться. Он дышал воздухом с поверхности. Азотное опьянение давало себя знать, оно било по шарам как алкоголь на суше и Денис мог контролировать свои действия. Сегодня он провёл на грунте восемьдесят минут. Муромцев был здоровый мужик, но такое занятие по два раза в день его практически доконало.
– Там почти всё такое, – продолжал травить Митька. – Сен-Луи негритянский город. Вдоль проспектов густо сажают пальмы, это общественный транспорт. Сойдёшь на берег – сам поймёшь.
– Обязательно, – пробормотал в пустую кружку Муромцев, получилось гнусаво, лаборант запрокинул голову, вывалил разваренные фрукты в рот. – Я однажды вышел в Лиссабон и сразу всё понял.
– Что там, в Лиссабоне? – заинтересовался Митька.
– Учат родину любить… А ты чего уехал?
– А что в Мурманске делать? – изумился Митька.
– А что делать в этом обезьяньем раю? – устало процедил Муромцев. – Ешь кокосы, ешь бананы…
– Например! – воскликнул помощник электромеханика. – Здесь весело.
– А почему тогда у нас в рационе только макароны, каша и сухофрукты?
Митька не задумывался, зачем он уехал в страну кокосов и бананов, где ни кокосов, ни бананов не было.
«Эмигрант хуже интеллигента», – Муромцев сокрушённо помотал головой.
Полсебастьяна с гневом пискнул и швырнул экземпляр Xenocerianthus obconica в бак для отходов.
– Да, тупой слуга, – громко согласился Смольский, он усвоил, что калека понимает английский, если говорить медленно и простыми фразами. – Под водой он ещё глупее.
Ответственный сортировщик добычи проклекотал что-то невнятное и запустил ещё одной X.o. в бак.
– Их на дне сейчас много, – смиренно согласился ведущий научный сотрудник. – Он берёт, что видит.
Полсебастьяна издал такой звук, в котором Смольский разобрал сразу несколько значений и все они носили негативную коннотацию.
– Да, море изменило его, – на всякий случай Михаил Анатольевич выбрал ответ с наиболее общим значением. – В этом рейсе мы видели от Денниса много бед.
Полсебастьяна склонил к плечу голову, прислушивался здоровым ухом.
– Деннис такой человек. Всегда был.
Смольский отделил плёнку, выстилающую брюшную полость морской собачки и уложил очищенную добычу на поднос для сушки.
И тогда он услышал первый внятный ответ, исторгнутый речевым аппаратом калеки:
– Yes-s-s!