Голос Ярослава уставший, бесцветный и замученный. Как будто из него вся жизнь вышла. Точно такой голос был у моей соседки Ани, когда умер ее папа.
— Привет, — выдавливаю из себя.
— Привет.
И тишина. Ярослав молчит. Я тоже молчу, не находя слов.
— Ты что-то хотела? — прерывает затянувшуюся паузу.
Эта фраза больно бьет. «Ты что-то хотела?». Раньше Ярослав никогда мне так не говорил.
— Д-да, — делаю глубокий вдох, набираясь смелости. — Поговорить. Нам надо поговорить.
— Надо.
— Тогда я приеду сегодня? — спрашиваю с надеждой.
— Лучше в воскресенье днем.
— В воскресенье? — автоматически уточняю, не поверив в услышанное.
Сегодня вторник. Раньше Ярослав и на день не хотел со мной расставаться, обижался, если я ехала после работы к себе. А тут воскресенье…
Внутри снова нарастает паника. Что он будет делать до воскресенья? С кем он будет проводить вечера? Он больше по мне не скучает?
— Да, в воскресенье днем в любое время. Я буду дома. До встречи.
Короткие гудки.
Я так и остаюсь стоять с телефоном в руке.
Что это сейчас было?
Ладно… Ярослав, конечно, обиделся на меня. Нам нужно просто спокойно поговорить. Я объясню ему, что это моя работа. Да он и сам это прекрасно понимает.
И вообще, сколько раз он меня использовал, как карманного журналиста? Много раз.
Я же не строила из-за этого обиды.
Я не хочу быть просто девушкой министра. Я личность, у меня есть любимое дело, в котором я хочу развиваться. Так получилось, что наши с Ярославом интересы пересеклись. Однажды бы это все равно произошло. Я же не могу все время писать то, что выгодно Ярославу. В конце концов, зарплату мне платит не он, а редакция. Я должна соблюдать и интересы газеты тоже.
А за эти несколько месяцев наших отношений интересы Ярослава я соблюдала гораздо чаще. Каждый документ, который он мне давал, чтобы кого-то замочить, был мною написан в выгодном для Никольского ключе. А один раз я поступила так, как нужно мне, — и сразу обиды. Я не хотела, чтобы Яра увольняли или выносили ему выговор, но я хотела сделать хорошо свою работу.
Кое-как себя успокоив, я возвращаюсь на рабочее место.
Но уже через полчаса я снова погружаюсь в тоску, а дни до воскресенья ползут мучительно медленно. У меня пропадает аппетит, желание с кем-то разговаривать и уж тем более веселиться. Ярослав мне не звонит и не пишет. Я ему тоже.
В воскресенье, проснувшись, я начинаю собираться к нему. Неприятное предчувствие саднит на душе, на глазах то и дело выступают слезы. Дрожащей рукой я засовываю ключ в замочную скважину двери Никольского и поворачиваю замок. В гостиной пусто, на кухне тоже никого.
Снимаю верхнюю одежду и с нарастающим ужасом поднимаюсь на второй этаж.
Дверь в его кабинет приоткрыта, а до меня доносятся звуки печатания на клавиатуре.
— Привет, — тихо говорю и прохожу внутрь. Сделав пару шагов, останавливаюсь.
Ярослав поднимает на меня лицо. Я замечаю круги под глазами, как будто он давно не спал, и отросшую щетину. Обычно Ярослав бреется через день.
— Привет, — он опускает крышку ноутбука и поднимается из-за стола. Обходит его и становится напротив.
Яр не подошел обнять меня и поцеловать после долгой разлуки. Осознание этого прогоняет по телу ледяную волну паники.
— Как дела? — говорю первое, что приходит на ум.
Он начинает смеяться. Сначала тихо, потом громче, пока его смех не приобретает истеричные нотки.
— А ты как думаешь? — спрашивает, отсмеявшись.
Глубокий вдох, медленный выдох.
— Ярослав, — начинаю вкрадчиво. — Я понимаю, что ты на меня обижен. Так получилось, что наши профессиональные интересы пошли вразрез. Ты можешь на меня обижаться, но все-таки ты должен понимать, что я журналист, это моя работа.
— Ты предала меня, — вдруг заявляет резко. — Я не могу это простить. Долго думал, пытался, но не могу.
— Что!? — повышаю голос. — Какое еще предательство? Я тебе что, изменила?
Ушла к другому?
— Предательство — это не обязательно физическая измена. Ты предала мое доверие. А я не могу быть с человеком, которому не доверяю.
От такого заявления я на несколько секунд теряю дар речи. Смотрю в жесткое лицо Ярослава, пытаясь подобрать слова.
— Нет, Яр, — выставляю ладонь вперед. — Выбирая между своей работой и твоей, я выбрала свою. Это разве предательство? Ты считаешь, что я должна была выбрать твою работу, а не свою?
— Я считаю, что, когда двое людей вместе, они должны учитывать не только свои личные интересы, но и интересы партнера. Это касается всего, включая работу.
Я фыркаю. Страх и паника, загоревшиеся внутри поначалу, сменяются злостью и возмущением.
— И много ты учитывал моих интересов по работе?
— Да. Я не давал интервью другим журналистам, хотя получал очень много запросов из разных СМИ. Все самые громкие темы, о которых можно было объявлять публично, я отдавал тебе.
— Ты отдавал мне то, что тебе было выгодно слить! — зло выпаливаю. — Ты мочил моими руками нефтяников, силовиков, министерство юстиции и много кого еще! Я для тебя просто удобный карманный журналист!