— Стрелок! — фыркнула Маша. — Лучше бы от пуль уходить научился! — Начиная кое-что различать даже в такой темноте, она метнулась к Глебу, полулежащему на уцелевшей охапке старого сена, присела возле него на корточки. — Что, сильно они тебя зацепили?
— Откуда хоть такая осведомленность?
— Оттуда. Они теперь считают меня своей и болтают при мне, почти не стесняясь. Разве что Никифор их одергивает, но и сам он иногда забывается. Так сильно? Куда?
— В левое плечо. Навылет, и кости как будто целы. Все бы хорошо, если бы столько крови не потерял. Как-нибудь переживу.
— Надеюсь, — когда-то Маша удивлялась, отчего это в фильмах показывают, что пулевые ранения так подкашивают людей. Ведь это же всего лишь что-то вроде укола, разве что толстой иглой. Так она считала до тех пор, пока Лизок, еще одна одноклассница из их компании, учившаяся в мединституте, в ответ на ее вопрос не показала ей рентгеновские снимки огнестрельных ран. Вот тогда Маша и узнала, что ранение пулей — это совсем не укол. Это удар огромной силы, и наносится он, оказывается, довольно тупым предметом, который не протыкает, а разрывает и мозжит все ткани. Если это кость, то она разлетается вдребезги. Если мышцы, то превращаются в рваное крошево. — Очень больно?
Нашла кого об этом спросить!
— Ты что, жалеть меня сюда приехала? Или все-таки по какому-то делу?
— Не жалеть, а посочувствовать, и делу это совсем не мешает. А дело такое: нужно отсюда выбираться как можно скорее. Оставаться нельзя ни в коем случае.
— Машка… — Он догадался! — Они ведь не с утра собрались шерстить все окрестности, они уже сейчас это делают, так?!
— Как видишь, тем более надо спешить! — Маша не стала отрицать очевидное. — Нам надо добраться до моей дачи, отсюда это по трассе километров пятьдесят, я посмотрела по Интернету. Там ты будешь в безопасности, потому что обыскивают они только заброшенные дома, и даже если рано или поздно туда доберутся…
Она говорила, думая, что Глеб ее слушает и уже прикидывает, как это сделать, но вместо этого он, перебив ее, яростно выпалил:
— Убирайся!
— Что?! — опешила Маша.
— Что слышала! Да сколько еще можно терпеть эти твои тупые детские выходки?! Идиотка!
С кем другим Маша после такого, возможно, вообще не стала бы больше разговаривать, но бывшему однокласснику можно было простить куда больше, чем обычному человеку. Да и ситуация была неподходящая для выяснения отношений. Поэтому она отчеканила:
— Убираться мне не на чем, такси я отпустила. А если б не мой идиотизм, то тебе бы сегодня тут было уже не сидеть и тем более не орать на меня! Валялся бы сейчас в своей Сосновке холодным трупиком!
— Одним! А так могут быть уже два!
— Будут, если не заткнешься и если прямо сейчас не возьмемся за дело! Где твой мотоцикл? Ехать сможешь? Или мне знакомому таксисту позвонить?
— Еще того не лучше! Давай, засветись еще раз! В Сосновку ведь он тебя уже отвозил?
— И что с того? Он меня много куда возит!
— Вот именно! И узнать об этом не так уж сложно! Так что, если твой Никифор что-то заподозрит, он легко найдет его и сумеет расспросить, его ребятки и не таких кололи, как твой шофер. А выводы уже сам будет делать из озвученного маршрута.
— Значит, придется самим. — Маша сильно подозревала, что Глеб остановился в этом сарае совсем не потому, что стало лень ехать дальше. Скорее всего, просто почувствовал, что больше уже не сможет. — Ты как? Отлежался хоть немного?
— Отлежался… — проворчал он, пытаясь пошевелиться. Получалось у него как-то не слишком ловко, но он все-таки сел. Потом кивнул Маше: — Перетяни мне плечо. Сам я одной рукой не очень-то сумел это сделать.
— Я?! — такой просьбы Маша не ожидала. Да и вообще с кровью как-то не очень дружила.
— Ну а кто еще? Ты ж у нас героиня, черт бы тебя побрал.
— Ах так? Ну, держись, Уголек! Сам напросился!
Вопреки угрозе, Маша очень осторожно принялась развязывать набухший и склизкий от крови узел. Глеб действовал профессионально, соорудив из разорванной рубашки два тампона, которыми заложил рану с обеих сторон. Но вот прижать их как следует повязкой, используя лишь одну руку и зубы, действительно не смог, из-за чего кровь до сих пор сочилась из пулевых отверстий, пусть и не так интенсивно, как могла бы. Придвинувшись к Глебу поближе и опустившись на колени, Маша ощутила влагу под одним из них — в этом месте сено успело пропитаться кровью. Сколько же он ее потерял? И сможет ли действительно ехать, вести мотоцикл? Хорошо бы!
Когда повязка развязалась, влага под Машиными пальцами стала теплее — очевидно, еще сильней потекло. Она быстро принялась затягивать рану обратно. Глеб помогал ей по мере возможностей, придерживая самодельные тампоны. Его дыхание сбилось с ритма, начав периодически замирать. Маша хорошо это слышала, потому что дышал он вообще тяжело.
— Очень больно? — участливо спросила она, натянув концы повязки.
— Сильнее, — только и выдохнул он.
Со страхом ожидая его реакции, Маша послушалась. Но его это не устроило.
— Еще сильнее. Как только сможешь. На меня внимания не обращай.