Опасный танец втроем

Отказаться отказалась, зато, вернувшись в особняк, кинулась к Никифору так, как будто и впрямь купила что-то очень ценное. Хотелось его задобрить, да и настроение от улаженных дел и в предвкушении поездки домой поднялось, можно сказать, до плюсовых отметок. Он, в компании с какими-то представительными дядьками, не остался равнодушен к Машиным знакам внимания, и, как ей показалось, даже поглядывал на своих собеседников с затаенной гордостью. Впрочем, они оценили ее по достоинству, это она тоже заметила. Если бы не ее статус Никифоровой любовницы, то как минимум половина из них наверняка попыталась бы познакомиться с ней поближе. Но Никифор, то ли ревнуя, то ли просто не желая посвящать в свои дела, довольно быстро отправил ее к себе. К разочарованию своих гостей и к Машиному тоже: она не прочь была бы узнать, что за вопросы стоят у них на повестке дня. Но уже давно успела понять, что любую информацию для Глеба сможет добывать лишь урывками.

Никифор был занят почти весь день, чем — оставалось только гадать. Но вечером, когда Маша уже стояла возле машины, чтобы поехать домой, он подтвердил ее догадку насчет впечатления, которое она произвела на его гостей, прошептав ей:

— Ты восхитительна, Машенька! Даже прожженные ловеласы восторгаются тобой, словно мальчишки!

— В этом есть и ваша заслуга, Никифор Львович, — ответила Маша, вспомнив Глеба с его фразой: «Когда во внешность красивой женщины еще и хорошие деньги…» Потом, снова играя на публику, которой и вечером было немало, подалась вперед, поцеловала Никифора в губы. Сколько в ее жизни было этих поцелуев! Со знакомыми парнями, с Томкой, тренировочные, теперь вот с Никифором. Ни к чему не обязывающие, не затрагивающие в душе ни единой струны. Флирт, игра. Все, кроме одного, безответного, на который надо было еще решиться. С хмурым черноглазым истуканом, не соизволившим даже выражение лица изменить, как будто это вовсе и не его целовали. Ну что же, что в нем такое было, что так отличало его от всех остальных?! И почему Маше хотелось делать это снова и снова именно с ним?!

— Не скучай, Машенька, — ласково напутствовал Никифор, заметив, как вдруг омрачилось ее лицо. — Завтра увидимся. И надеюсь, что буду уже посвободнее.

— До завтра! — через силу улыбнулась Маша, уже сидя в машине.

Маме тоже пришлось улыбаться через силу, потому что Маша не могла не заметить, как изменился, переживая за нее, ее Лучик. Еще пара вечеров, поклялась себе Маша, и как только Уголек уверенно пойдет на поправку, она в очередные выходные от мамы больше шагу не сделает. Любовь любовью, но Лучик ей тоже не безразличен, уж не говоря о том, что родной. Но это все было пока только в планах. Сегодня же, уделив маме всего пару часов, Маша стала собираться по уже отлаженной схеме. Переоделась, спрятала волосы. Вылила на себя купленных по случаю духов, призванных забить аромат ее собственных, известных, наверное, уже всей Никифоровой банде. Переобулась, сменила телефоны, запаслась провизией и, через Марту Викторовну, отправилась ловить последний автобус на Бор.

Окна в доме не светились, так что, подходя к калитке, Маша даже испугалась: а не удрал ли уже отсюда этот сумасшедший Уголек?! Чтобы, с его-то раной, свалиться где-нибудь в кювете без сил. Но замок на сарае с мотоциклом оказался не сбит, а без своего железного друга Глеб вряд ли решился бы на побег. Поднявшись на крыльцо, Маша открыла запертую дверь своим комплектом ключей. Предупредила с порога:

— Это я! — И кинулась в гостиную.

— Я уже понял, — послышался в ответ слабый голос, и возле дивана включился торшер. Глеб лежал одетым, на покрывале поверх застеленного белья. — Привет. Ты снова здесь.

— Здесь! — Маша подошла к дивану. Глеб подтянулся, принимая полусидячее положение. Выглядел он, прямо сказать, неважно, все такой же осунувшийся и бледный, так что она оставила на потом свой вопрос, как он узнал ее на этот раз. Спросила о другом: — Как себя чувствуешь? Давай, выкладывай все начистоту. Температура есть? И что вообще беспокоит?

— Ты. Болтаясь туда-сюда по ночам, под носом у своего Никифора. Машка, я же тебя просил! Не искушать судьбу и не нарываться на неприятности. Но тебе, похоже, что в лоб, что по лбу — все одно. Ну, что вот сегодня тебя принесло?

— Прежде всего хлеба тебе привезла. Еще — гематогена. Ну и конечно же, информацию. — Маша перелила в кастрюльку привезенный суп, изъятый у мамы, сбегала, поставила его на плиту, чтобы вскипел. Сама присела на край дивана, взяла Глеба за здоровую руку. — Ты как тут справлялся вообще? Перевязку делал хоть раз?

— Ну, ясен пень, не тебя дожидался. Все нормально, Маш, и вообще на мне заживает все как на собаке. Если бы столько крови не потерял, давно б меня здесь уже не было.

— Не торопись. Насколько я знаю, тебя все еще ищут. Так что даже тут лишний раз носа из дома не высовывай. Судя по градусу кипения, нехило ты Никифору насолил.