— Но меня ты все-таки спас, — прошептала Маша, отшатнувшись. — А я сохраню Анжелин дневник! — С этими словами она кинулась к выходу. Ненадолго задержалась возле окошка, чтобы оценить обстановку снаружи, а потом, через дверь — и подальше отсюда! Бегом, через закоулки и подворотни! Так, как будто за ней гналась сама смерть.
Домой Маша добралась за какие-то два часа. Проскользнула мимо Марты Викторовны так, чтобы та по возможности не смогла ее рассмотреть. К счастью, сегодня мама не стала отпрашиваться с работы, так что не увидела, в каком состоянии вернулась ее дочь. Наверное, подумала, что хуже, чем в прошлый раз, быть уже не может, так что и не на что будет смотреть. А вот, оказывается, бывает! Сорвав с себя всю одежду, словно впитавшую в себя запах смерти, Маша кинула ее в машинку, а сама долго стояла под горячим душем, время от времени начиная трястись даже там. Где они, ее утренние возвращения из ресторана, с его грязью и неприятностями? Да это же была просто детская забава в сравнении с сегодняшним днем! В конце концов, яростно растерев себя губкой и завернувшись в полотенце, Маша пошла на кухню. Вымученно улыбнулась, увидев заботливо накрытый для нее стол, но первым делом потянулась мимо него к шкафу, в котором стоял коньяк. Опрокинула две стопки подряд, постояла, пытаясь вернуться в реальный мир, где тикали часы и тихо рокотал холодильник. Но все равно, перед глазами то и дело возникал сумрачный склад, с его овощно-земляным запахом и торчащей из-под обломков рукой.
К Никифору Маша приехала навеселе, но голова тем не менее работала четко: как что сказать, как себя вести. Он заметил, что она расстроена — того, что она пережила, все-таки невозможно было полностью скрыть. Но Маша отговорилась тем, что повздорила с мамой.
— Машенька… Право, я огорчен. Тем более что догадываюсь о причине вашего разлада. Причиной ведь был я?
— Ерунда все это, Никифор Львович, — Маша легким поцелуем скользнула по его губам. — Остынем, помиримся. Не впервой. Вы меня к ней еще раз, денька через три, отпустите?
— Хорошо, Машенька. Раз такое дело. Я не могу видеть эту печаль в твоих звездных глазках.
— Спасибо! — улыбнулась она почти искренне. — А пока… — и сама — сама! — потянула Никифора в постель. Но сегодня ей не под силу было оставаться одной, наедине со страшными воспоминаниями. Любое общество, только бы не они! Хотя сейчас ей компанию составлял именно тот, из-за кого она их и получила, но Маша старалась об этом не думать. Боль в шее лишь подстегивала ее, и она механически, но очень рьяно выполняла свою «работу», развлекая пожилого импотента так, что у него периодически даже стоны вырывались. Страсти, не боли. Хотя моментами Маше очень хотелось, чтобы было наоборот. Старый садист, убийца! Даже если убивает не своими руками.
Но потом, когда они оба уже просто лежали в изнеможении на огромной кровати, Машу вдруг осенило: а почему убийца сказал Семену на прощание: «Привет от Просветова»? А это вообще кто такой? У Никифора ведь другая фамилия! И скрывать ее от человека, который должен сейчас умереть, не было никакого смысла! Тогда почему же прозвучал Просветов, а не Тростников?
— Машенька, — отвлекая от мыслей, Никифор поцеловал ее. — Ты сегодня превзошла самое себя.
— Соскучилась, — бросила она. — И потом, здесь хоть и не амурный климат, но зато не так жарко. Вы не находите?
— Пожалуй, ты права. — Он начал подниматься. — Сейчас я вынужден оставить тебя. Но, как я погляжу, такие разлуки идут нам только на пользу.
Маша улыбнулась ему в ответ своей фирменной улыбочкой, не тускнеющей ни при каких обстоятельствах. Потом, осененная внезапной мыслью, попросила:
— Никифор Львович, пока моя учеба не началась, может, я могла бы вам в ваших делах помогать? Хоть чем-нибудь.
— Машенька. — Он с улыбкой покачал головой. — Прости, дорогая, нет. Я не хочу тебя втягивать в свой бизнес. Позанимайся пока, освежи память перед возвращением в университет. Или съезди куда-нибудь: на массаж, в бассейн. Ты же это любишь!