Бела еще долго сидел в раздумье. «Красная звезда… тактика… Если массы так хотели, нужно было пойти им навстречу. Настроение масс? Нет, на этом можно споткнуться. Комор прав. Дело не в настроениях толпы, а в принципах. А там, где речь идет о принципах, нельзя допускать компромиссов. Настроение толпы… Рабочие не выступают против красной звезды, значит, они не могли требовать, чтобы сняли красные звезды…» Ему вспомнился случай на улице Сент-Иштвана. Молодого офицера-танкиста окружила большая толпа — мужчины, женщины, подростки… На фуражке офицера в центре герба республики сверкала красная звездочка. Один из подростков заметил это.
— Почему вы не сбросите это барахло? — презрительно бросил он офицеру и посмотрел вокруг, как бы оценивая впечатление, произведенное его словами.
— Какое барахло? — не понял офицер.
— Да вон того «клопа» с красной звездой на фуражке, — показал он на герб республики.
— Зачем? — спросил офицер, облокотись на борт танка. — Красная звезда слетит оттуда только вместе с моей головой, молодой человек, — решительно сказал офицер, — а за свою голову я заставлю дорого заплатить…
На несколько секунд воцарилась тишина. Решительный тон офицера вызвал к нему невольное уважение. Подросток, читая укор на лицах людей, глупо улыбался. Ему нечего было ответить… Да и времени для размышлений не осталось, потому что стоявший в толпе рабочий в меховой шапке сердито посмотрел на него и тоном, не обещающим ничего хорошего, сказал:
— А ну, поговорил и хватит… Живо убирайся отсюда!
«Да, тут уже дело в принципе. Потребовалась тяжелая борьба вплоть до 1949 года, чтобы красная звезда стала украшать фуражки. И только уничтожив диктатуру пролетариата, врагам удастся снять ее оттуда… «Только вместе с моей головой», — сказал офицер. Почему не все офицеры думают так?»
После неудавшейся попытки захватить здание министерства внутренних дел Ласло охватило мучительное беспокойство.
Его поразило, поставило в тупик, что среди защитников здания находились матросы Дунайской речной охраны и армейские связисты. Он не понимал, почему эти солдаты вместе с бойцами госбезопасности так самоотверженно защищают здание… «Наверное, — думал он, — армия не перешла на сторону восставших. Но все равно, мне уже не повернуть назад — дорога закрыта окровавленными телами солдат, павших от пуль повстанцев».
Он никогда еще не испытывал страха за свою жизнь, но там, у подножия памятника, пережил это чувство и с тех пор не мог от него освободиться.
С товарищами он разговаривал теперь нервно и раздражительно. Ласло всеми силами пытался побороть страх. «Не может быть, чтобы я погиб! Со мной ничего не может случиться, — убеждал он себя, — потому что я еще должен встретиться с Эржи. А если я ее не увижу, то чего же мне тогда бояться?» И все-таки страх не проходил. Во время боев у него пересыхало горло и он стрелял, обливаясь холодным потом. На все задания Ласло вызывался добровольно, но сердце его не находило покоя. Ему недоставало Эржи, с которой прежде он делился всем. А теперь он был один со своими поминутно возникавшими сомнениями, и их некому разрешить. Может быть, довериться Фараго? Нет, Фараго не поймет! Выхода нет, надо идти по пути, на который уже встал. И лучше не думать о завтрашнем дне. Жить только сегодняшним, потому что — и он это остро чувствовал — сегодняшний день не давал ответа ни на один из вопросов завтрашнего дня.
28 октября он, Фараго и еще десять человек перебрались на первый этаж больницы к доктору Варга и его группе. Командование мятежниками, оставшимися в школе, поручили одному из людей Чатаи.
Бо́льшая часть студентов после штурма министерства внутренних дел ушла из отряда, но вместо них пришли другие. Доктор еще оставался. В эти дни Ласло сошелся с ним поближе.
Оба инстинктивно сторонились компании Моргуна. Моргун привел в отряд человек двадцать пять. Среди них были и женщины. Разнузданная ненависть к коммунистам, вульгарность и развязность этих людей, подделывавшихся под рабочих, вызывали к ним и у Ласло и у Доктора одинаковое отвращение.
Угрызения совести, начавшие было мучить Ласло, утихли — масштабы мятежа быстро разрастались. Он теперь полагал, что принял правильное решение. Судя по слухам, мгновенно разлетавшимся по городу, все население страны стало на сторону восставших. В провинциальных городах, в промышленных районах — Сталинвароше, Озде, Шальготорьяне, Тате, Дороге, Мишкольце — один за другим возникали революционные советы. Его сомнения совсем рассеялись, когда Имре Надь призвал народ вывесить флаги на зданиях, так как никакой, мол, контрреволюции нет — идет борьба за свободу нации. Имре Надь прославлял молодежь, проливающую кровь в этой борьбе. «Мы не контрреволюционеры, мы герои боев за свободу!..» Ласло ликовал.
— Ура! Доктор, милый, мы победили! — И он обнимал опьяневшего от радости философа. «Ну как, дядюшка Йожи, кто же был прав?» — вспомнил он старого Брукнера. И на компанию Моргуна Ласло смотрел уже не так враждебно…
Было объявлено о прекращении огня.