Опасный водоворот

Один за другим присутствующие покидали комнату. Последними выходили Фараго и Ласло. Фараго улыбался. О чем-то задумавшись, он покручивал ус. «Сами себе лжем! Обманываем друг друга, как торгаши на базаре. «Подземные казематы!» Ну, да ладно! Все верят, а это главное!» Он похлопал по плечу все еще не опомнившегося юношу.

— Торопись, дружище, а то опоздаем.

Когда они, уяснив задачу, вернулись в свой штаб, было уже около девяти часов. Времени для размышлений не оставалось: нужно немедленно действовать, поднимать людей.

Чатаи отослал связного к Хегедюшу, отправил людей на площадь Республики. Расторопность бывшего депутата вызвала ироническую улыбку у наблюдавшего за ним Фараго. «А ведь звезда Чатаи закатывается, — подумал он. — Те, кому он предан, потихоньку оттесняют его в сторону, в нем уже не нуждаются. Теперь нужны другие. Для роли руководителя Бела Кирай более подходящая фигура».

— Адам, — обратился к нему Чатаи, — и ты идешь?

— Нет, — ответил капитан. — У меня есть дело поважнее. Но мои люди будут там. К сожалению, у меня свидание, которое не терпит отлагательства.

— С кем? — спросил Чатаи.

— Угадай, — таинственно произнес Фараго.

— Понимаю, — улыбнулся бывший депутат и спросил у Ласло: — Командовать отрядом будешь ты?

— Нет. Ласло, как предусмотрено планом, поедет на заводы, чтобы сковать действия коммунистов; — ответил за юношу Фараго. — От меня на заводы поедут еще четыре человека. Я думаю, пора отправляться — время не ждет.

— Ну, я пошел, — сказал Чатаи.

— Желаю удачи, Карой. Я считаю, и тебе не обязательно быть там. Поручи это дело молодежи, — посоветовал капитан.

— Там видно будет. — И Чатаи вышел из комнаты.

— Ну, господин старший лейтенант, как вы себя чувствуете? — смеясь, обратился к Ласло Фараго.

— Я все еще не опомнюсь после всего услышанного, — откровенно признался Ласло.

— Да… Борьба не закончена. Меня очень беспокоит пассивность рабочих.

— Они не все понимают, — ответил юноша.

— Значит, надо разъяснить им. Золотой середины нет и быть не может: или они попадут под влияние большевиков, или станут на сторону революционных сил. Вот почему ты и другие толковые люди должны пойти на заводы. Исход борьбы не всегда решается на улицах.

— Я потолкую с ними, рабочих я знаю, — похвастался юноша. — Можешь на меня положиться.

— Я доверяю тебе, дружок. Разъясни, что им нужно сделать выбор: или Имре Надь — или снова Ракоши, или свобода, спокойная счастливая жизнь — или снова произвол.

— Понятно, — кивнул Ласло, — я возьму машину…

— Бери, бери, дружок, но будь осторожен.

Фараго остался один. Погрузившись в раздумье, он постукивал по столу карандашом. Его мучило ощущение тревоги. События последних дней в какой-то мере расстроили ею планы. Очень жаль было Моргуна. И не потому, что он питал особые симпатии к этому взломщику, просто на него возлагались кое-какие надежды. Фараго не верил в успех восстания. Ему не вскружило голову даже то, что на короткое время власть оказалась у них в руках. «Социалистический лагерь никогда не отдаст Венгрию, — думал он. — Чтобы прийти к такому заключению, не нужно быть большим политиком. Восстание может победить только в том случае, если Запад развяжет войну. А пойдут ли они на это? Значит, возможны оба исхода и нужно быть готовым и к победе и к поражению. Но чем бы дело ни кончилось, для меня это пока одинаково плохо. Лучше всего было бы бежать на Запад. Куда угодно, хоть в Южную Америку. Вот тут-то и понадобился бы Моргун. Он обеспечил бы «базу», необходимую для начала новой жизни. Впрочем, если бы даже эта материальная «база» была у меня» все равно сейчас уезжать нельзя. Могут спросить: «Почему ты уезжаешь в дни завоевания свободы?» Что я отвечу на это? А здесь оставаться опасно — можно поплатиться жизнью».

Фараго закрыл глаза. Его воображение живо воспроизводило события и встречи, запечатлевшиеся в мозгу. Когда он возвратился из плена, Марион свела его с мистером Трезеном. Измученный, истощенный, он радовался свободе. «Только подальше от политики, подальше от прежнего общества!» — с таким решением он сошел с поезда и через неделю уже спал с Марион. Эта женщина стала его любовницей давно, еще во время войны. Может быть, он бы и женился на ней, если бы она не лгала ему. А она лгала. Он попал на фронт, а она вышла замуж за одного адвоката. Муж ее бежал за границу. Встретившись на улице Ваци, они очень обрадовались друг другу. Он тогда не особенно разбирался в женской красоте, и Марион показалась ему ослепительно красивой, ей едва минуло 30 лет… Может быть, только он находил ее такой красавицей. Марион была одинока. С этого и началось.