Опасный водоворот

Белу затошнило от таких речей. Лицо Риглера сделалось пунцово-красным, как раскаленный лист железа. У обоих мелькнула одна и та же мысль: «И это говорит Барабаш! Барабаш, который всего несколько недель назад с пеной у рта поносил Имре Надя! Барабаш, который был куда более ярым сектантом, чем старик Риглер». «Не знаю, что и думать, — мысленно рассуждал Бела. — Или роль сектанта была для некоторых своего рода тактическим приемом, если так говорит тот самый Барабаш, который всего месяц назад демонстративно вывесил в цеху портрет Ракоши? Может быть, и его уважение к Ракоши было всего лишь лицемерной маской? Одно дело, когда слышишь от старого Риглера: «Я и поныне ношу в своем сердце образ Ракоши». Все верят: он говорит то, что чувствует. Имре Надю он, например, не станет поклоняться…»

Теперь Бела окончательно понял, что происходит на заводе. Дальнейшая дискуссия бессмысленна. Для организации вооруженных групп сопротивления нужно искать другие пути.

— Ну что же, товарищи! — заявил он. — Я не собираюсь никого насильно вовлекать в «заговор». Пусть каждый поступает, как подсказывает ему совесть… После выступления Барабаша я просто не знаю, что сказать.

— Зато я знаю, — вызывающе бросил Барабаш. — Советую тебе: поскорее убирайся отсюда. Рабочие знают, что ты в эти дни воевал на стороне авошей. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит?

— А то, — заметил Кепеш, — что товарищ Бела Ваш — храбрый человек.

— Нашел, где проявить геройство — стрелять в мирную демонстрацию! — отрезал Барабаш.

— Об этом мы поговорим как-нибудь позже. Хорошо, — вспылил Бела. — Что я, бывший член «кружка Петефи», выступал против Имре Надя — это еще понятно. А вот каким образом ты из заклятого врага Надя превратился в его приверженца и стал предателем?

— Причину нужно искать в соотношении сил, — насмешливо заметил Роберт. — Сейчас у власти Имре Надь, значит ему и служить надо. А если завтра вернется Герэ, Барабаш начнет превозносить его.

— Глупо было бы цепляться за свои прошлые ошибки, — возразил Барабаш. — Я здесь кому-нибудь нужен?

— Мне, например, нет, — сказал Бела.

Барабаш, а за ним и Сегеш поднялись.

Постояв с минуту в нерешительности, они демонстративно покинули партбюро. Вскоре из коридора донеслась ожесточенная перебранка. «Предатели, изменники!..» — слышался голос старого Риглера.

— Оскар, — попросил Бела, — позови старика.

Хаваш вышел и через минуту вернулся с Риглером, дрожавшим от гнева.

— Я нарочно вышел в самом начале вашего спора, — запинаясь, объяснил он. — Боялся, не совладаю с собой, застрелю негодяя.

— Не надо! Он сам себя похоронил, — бросил Бела. — Товарищи, положение, я вижу, очень серьезное. Но вы-то, надеюсь, согласны бороться за дело партии?

Все молча кивнули головой.

— Тогда слушайте внимательно.

И Бела подробно, ничего не скрывая, разъяснил задачу.

Тетушка Хидвеги готовила обед. Да и стряпни-то всего на двоих. К тому же у самой аппетит пропал, а много ли надо ребенку? Белокурая трехлетняя Анико вертелась у бабушки под ногами.

— Идем, золотко, будешь со мной обед варить, — позвала она девчурку.

— Бабуска, а я тоже валить буду! Миска мой есть хочет…

— Вари, детонька, вари.

Девочка переставляла на плите свои игрушечные кастрюльки, разговаривая то сама с собой, то с куклами.

Заправляя суп паприкой, тетушка Хидвеги решила, что супу сегодня надо очень немного. «И когда все это кончится? — думала она о событиях в городе. — Ужас, что сделали с пареньком на улице Аради! Говорят, он был сотрудником госбезопасности. Газ вот тоже плохо горит, напору нет. Ну да хоть такой-то есть. Карой сегодня еще не звонил. Только бы внученька не вспомнила о нем…»

Анико была поглощена игрой. «Обед» она уже приготовила и сейчас спорила с одной из кукол:

— Пойдес, спласываю я тебя. Смотли, а то поставлю в угол!

Тетушка Хидвеги прислушалась к лепету внучки и снова погрузилась в размышления: «Разное болтают. Но у нас в доме хорошие люди. Вчера, например, дворник без разговоров выставил за ворота каких-то трех вооруженных. Добрый человек этот Шиллер. Секретарем где-то был. В обществе венгеро-советской дружбы, кажется. Спокойный, порядочный человек. А как хорошо к Карою относится… Сейчас это очень важно. Они всегда вместе на футбол ходили».

Размышления тетушки Хидвеги прервал резкий звонок у двери.

— Кто бы это мог быть? — всполошилась она, семеня в прихожую. — Кто там?

— Из МВД! — ответили с лестницы.

Она отперла дверь. На пороге стоял черноусый мужчина и молодой человек с автоматом в полицейской форме.

— Входите, пожалуйста, — пригласила их тетушка Хидвеги.

Фараго и Шувегеш вошли. Шувегеш был закадычным другом Моргуна, полицейскую форму ему достал Фараго.

— Я сейчас вернусь, подождите минутку. Только суп с плиты сниму, — извинилась старушка и вышла на кухню.

Фараго слышал, как она сказала кому-то:

— Отойди в сторонку, миленькая.

В комнате царили чистота и порядок. На стене — увеличенный фотопортрет красивой женщины. «Жена, — решил Фараго. — Симпатичная бабенка». Этажерка из трех полок забита книгами. Наверху небольшой бюст Ленина.