Опасный выбор

Такой, — раз представив его, я уже не могла противится. Надеюсь, он доехал вчера домой. Не упал на моте, не попал в аварию. Он выглядел очень усталым. Снова поискала глазами. Алик перехватил взгляд:

— Всё хорошо?

— Да-да, я просто…

— Точно?

— Да, я побежала, до завтра, — улыбнулась как можно милее. Змея. Вот змея, — ругала я себя, поднимаясь по лестнице. Задержалась у окошка. Проводила Ниссан до поворота и долго-долго приглядывалась к прохожим. На душе было не спокойно. ОН всегда был где-то поблизости, на виду, а в последнее время его всё нет и нет.

Я уговаривала себя, что Матвей мне нужен для разговора про Алика, и машину. Чтобы я не переживала. Расставить точки. Но точки и сами прекрасно «ставились». Одна. Две. Три. Целое многоточие из точек.

Матвей пропал.

Турники тоскливо чернели под фонарями.

А я всю неделю бегала от Алика. Убегала на пары, убегала от свиданий по вечерам, ссылаясь на усталость и учёбу, бегала от Ленкиных расспросов, от её влюблённых рассказов, от Лизкиных подколов по поводу моей личной жизни, от её любопытства, от зависти. Добегалась до того, что закрылась в ванной и разрыдалась.

Я так устала, и так запуталась, что уже не могла контролировать себя. Если бы я просто увидела его, — испуганно думала я. — Я бы успокоилась. Всё стало бы как раньше. Он бы занимался на турниках, а я занималась бы своей жизнью.

В пятницу я шла из универа и снова заметила тех пацанов на спортивной площадке, с которыми он тусил. И Щербатого. А самого Матвея не было. «Фуры», — вспомнила я его дворовое прозвище. И чуть не подошла. Пацаны наверняка знают, куда он пропал. Удержалась. Незаметно проскочила в подъезд. Кусала губы. Ждала у окошка: я из другого мира, я не найду с ними общего языка, не стоит и пытаться.

Стемнело. Облака стали тучами. А я всё смотрела на жёлтый стол, на конспект по истории искусства, и пыталась запомнить хоть что-нибудь по Ренессансу, хоть одну чёртову дату. Грызла ручку, и постоянно отвлекалась на тяжёлое небо. Училось плохо. Очень плохо.

Ещё и выходные впереди, — подумала я об Алике и сдалась. Сокрушенно рухнула на руки. Не знаю сколько я пролежала так без дум и движений. Как мёртвая.

Лежала, пока Лизка не закопошилась из своего угла:

— Да-а-аш…

— М-м…

— Ты чё?

— М-м, — это означало «отстань».

— Чай будешь? Я пойду поставлю.

— Вот это забота… — цокаю со стола безразлично.

— Так чё? — сестра движется мимо.

— Нет ничего у нас к чаю.

— Правда?

— Угу. Папа последнего деда слопал.

— У-у-у… блин… — слышу как Лизка делает обратный вираж на диван.

— И-и? — уточняю. — Всё? А сходить не хочешь?

— Ой, там мокро…

— Там полгода ещё мокро будет…

— Темно очень, — продолжает вихлять сестра.

— Фонари для кого горят, аллё.

— Сладкое вредно для кожи.

— Угу. Отмазывайся. Лентяйка.

— Э-э!

— Ладно. Прогуляюсь, — потягиваюсь я после долгого сидения. — Вот в этом вся «ты», Лиз — сама предложишь, и сольёшься, а я разгребать.

Я ещё немного попыхтела, напяливая джинсы. Для приличия попыхтела. На самом деле, я была не прочь сходить до магаза. Зацепилась за эту идею, как за спасательный круг. Цель вполне достойная — накупить вкусняшек, и напиться горячего чая на ночь. Залить им стресс. Почему бы и нет. От истории мозги плавились, от дома тошнило. Я всю неделю просидела тут. Все вечера. Пора было вылезти из скорлупы и подвигаться немного.

— Чайник поставь пока, — крикнула сестре с порога и зашагала вниз.

Ступеньки тихо постукивали под кроссовками, а туфли уныло ожидали меня в прихожей, на полочке. Вот удивительно, — думала я спускаясь, — пятки давно зажили, а надевать каблуки ленюсь. И юбки лежат. И платье любимое. Это что, я так от Алика «прячусь»? Упаковываюсь наглухо? Чтоб лишний раз не давать ему повода, не обострять его тайных желаний, и не дразнить? Смешно.

Как бы это назвали психологи?

«Тупость». Угу.

Потому что надо просто с ним поговорить, — втянула я мокрый октябрьский воздух. — Просто и честно поговорить. И попросить его не торопиться. Он поймёт. А мне пора просто разобраться в себе. Просто взять и разобраться.

Мда.

Если бы это было так просто.

Кроссовкам конец. А были такие беленькие, чистенькие, — полезли в голову глупости. Разозлилась. Специально пошла по воде. Чтобы доказать, что права, и что им точно конец. Хорошо, что лужа мелкая, — смотрела я под ноги. — А что… красиво плыву…

По воде пошла рябь и огоньки фонарей заплясали в ней, как пьяные.

— Мокнешь? — раздался сбоку знакомый голос.

Глава 9

Крыльцо

— Куришь? — ответила я ему в тон, а у самой всё подскочило внутри. Матвей. Живой Матвей стоял на своём крыльце, на привычном месте.

— Угу, — он пустил в сторону облачко и усмехнулся. — Смотри не утони. Я плавать не умею, не спасу.

— Постараюсь, — растянулась я в глупой улыбке, но через секунду спохватилась, отвернулась, и пошла дальше, стараясь дышать ровнее.

— Что, правда не умеешь? — услышала я вдруг свой удивлённый голос. Ноги сами собой затормозили, предатели! Они не слушались меня! Матвей затянулся и пожал плечами:

— Правда. Если бы хотел солгать, сказал бы, что умею.