Опасный выбор

— Нервотрёпка сама прекрасно мной занимается. А курю, потому что только это мозги и разгружает. Да и кто мне запретит? — усмехнулись губы, возвращая лицу уверенность, а глазам — азартные огоньки.

— А если я запрещу? — возразила я тихо, но твёрдо. И испугалась — что я несу?! По какому праву?! Защитная ухмылка Матвея медленно, как дым, рассеялась. Он пригляделся внимательней: шучу или нет?

— Запретишь? Ты?

Его рука убралась, и, на секунду, мне показалось, что вот сейчас он возьмёт со скамейки сигареты, щёлкнет зажигалкой, и, закурит назло, распылив ядовитое облачко вокруг. Но Матвей не притронулся к пачке. Он вдруг потянулся ко мне, и повёл пальцами, вверх, по голой шее, осторожно, но настойчиво поднимая к себе моё лицо. Приблизился. Наклонился почти к самым губам:

— Запрети…

Шепнул, как землю из под ног выбил.

И я утонула в тёмной Балтике его глаз, я забарахталась, задыхаясь без кислорода, падая без опоры, ощущая в его близком дыхании вкус колы и табака.

— Запрещаю… — вдохнула я в последний раз, и наши губы слились в долгом поцелуе. Я, наверное, сошла с ума, но не могла оторваться: было горько и сладко одновременно, мягко и жарко от его пальцев на шее, в волосах, на бёдрах. В животе тянуло приятной истомой, а щёки обжигало стыдом.

— Меняю сигареты на твои губы, — прошептал Матвей горячо, снова принимаясь за дело.

— Матвей… — попытался образумить нас мой несчастный мозг, но никто услышал. Химия, взорвавшаяся от нашей близости, поднимала волоски на теле, расширяла зрачки, оглушала нас, и мы совсем потеряли счёт времени. Сколько мы целуемся? Минуту? Две? Час? Горячие ладони Матвея побывали, кажется, везде. Я запоздало остановила его, упёрлась в широкую грудь:

— Погоди… что мы… Матвей…

— М-м?

Он оторвался, но только чтобы предупредить:

— Двадцать твоих поцелуев в день, чтобы бросить…

— Двадцать? — удивилась я глупо и смущённо. — Почему именно двадцать!?

— Столько сигарет в пачке, — он снова притянул меня. — Нужно двадцать, — улыбался он между поцелуями, — минимум… но чем больше, тем лучше…

— Как ты себе это представляешь? — испугалась я. — Будем прятаться по подъездам, как какие-нибудь школьники? — включилась рациональная сторона и окатила меня ледяными брызгами. Я отстранилась. Всё это было неправильно.

Матвей понял о чём я.

— Да хоть бы и по подъездам, — снова притянул меня к себе, — мне плевать… если ты не хочешь, чтобы нас видели вместе… — он доцеловал окончание и снова затянул меня в глубокую воду, в пучину, сносящую разум, — … я просто хочу тебя… — шептали горькие губы. — Будем скрываться, никто не увидит…

— Мы не сможем… — дышала я в него. — Кто-нибудь точно заметит…

— Сможем, — возражал он, запуская руку по моему бедру. — Я убью всех свидетелей…

— Не смешно…

— Зато действенно…

Мы прыснули, как два счастливых идиота, не в силах оторваться друг от друга. Два помешанных заговорщика.

— Матвей…

— М-м?

— Что мы делаем… погоди… — я вдруг вспомнила, что уже очень поздно и придется возвращаться домой через спящий подъезд — пробираться в квартиру, бесшумно, как воришке. Полезла в сумочку за телефоном. Матвей позволил, но оставил руку на мне, чтобы не сбежала.

— Сколько же сейчас… — я поморщилась. — Ох-х…

— Что? — заглянул он. — Будут искать?

— Уже ищут, — вздохнула я обеспокоенно, — пытались дозвониться, но я не слышала…

— Шесть раз не слышала, — улыбнулся Матвей, наклоняясь к шее.

— Одиннадцать, — возразила я, ощущая новую губительную волну наслаждения от его настырных ласк, — Одиннадцать… если считать и мамины… пропущенные… Матвей… стой… — мой протест чуть не перешёл в стон. Я закусила губу.

— Какая ты недоступная… — поднимался он выше, покрывая меня обжигающими поцелуями, сходя с ума от страсти. Он держался, кажется, из последних сил, чтобы не наброситься прямо тут, на скамейке, посреди чужого двора. Я запаниковала. Но не от того, что он был на грани, а оттого, что и я была на волоске…

— Матвей… — позвала я, кажется уже в тридцатый раз. И он послушался. Остановился. Он, наверное, тоже подумал, что сорвётся и натянул поводок до предела. Запретил себе.

С шумом выдохнул белый пар.

Выпустил.

И я вдруг осознала, что «снаружи» глубокая осень. Она всё время была, но я не чувствовала. А теперь, без него, она снова вернулась ко мне. Окружила. Морозный ночной воздух добрался до пылающих щёк, до шеи, хранящей его влажные поцелуи, и пробрал до костей, до озноба. Я поёжилась.

— Замёрзла? — спросил он, заворачивая мои коленки обратно в плащ. — Почему так плохо одеваешься?

— Кто бы говорил, — улыбнулась я возмущённо, — мистер «майка под курткой».

— Может и не майка, — усмехнулся он.

— Может и ничего?! — пошутила я, ощущая опасное влечение.

— Хочешь проверить? — Матвей тоже чуть не увлёкся. Опять. Он опустил тёмные ресницы на мои губы, но удержался.

— В другой раз… — отшутилась я, вся красная от стыда.

— Ловлю на слове… — всё-таки поцеловал. Поставил печать на нашем договоре. Нежно, осторожно, чтобы оттиск получился идеальным.