— ТОЛЬКО ПОСМЕЙ! — заорала кухня мне вслед. И торжественно разлетелся стакан. Вдребезги! Как салют: ба-бамс! Настоящий праздник. Даже салют дали, — думала я, летя по тёмному коридору. — Праздник непослушания!
Я подскочила к письменному столу и стала запихивать в сумку конспекты. Знаю, логичней было бы запихнуть туда одежду, что-то действительно необходимое на первое время, но я же «хорошая девочка», и я запихивала «учебу».
Бежать! Бежать! — барабанило сердце сердито, пока на кухне происходил погром. Добралась и до мебели — кипела я, слыша, как падает на плитку табурет, — будет баррикады строить?! Как она меня остановит?! Заплаканная Лизка шмыгнула мимо. Будут вместе строить! — негодую я, запихав в сумку абсолютно всё, что нашла «на» и «в» столе. Учёба собрана. Лизка зовёт жалобно. Ага! — пыхчу у шкафа, — теперь ей маму жалко! А как рассказывать про нас с Матвеем, так пофиг, никакой логики! Никакой пощады! Ещё и при чужих! «Да-аша!» Вот пусть и возится теперь! Успокаивает! «ДАША!» Наломала дров, балбеска маленькая!
— ДА ЧТО ТЕБЕ?! — срываюсь после нескольких «Даш».
— ДАША!
Заладила одно и то же. Ненавижу своё имя из её поганого рта!
— ДАША! МАМЕ ПЛОХО!
Глава 26
Шторм
Мозг собирается за секунду — сумка летит на пол.
Уже бегу.
Бегу!
На полу корчится мама. Маленький зародыш в рабочих брюках и фартуке. В ТОМ самом — ёкает сердце и мне становится противно от себя.
— Мам! — прыгаю к ней. — Что? Болит? Сердце, да? Лиза! Тащи аптечку! Дура, ну что ты сразу не сообразила! Аптечку! Лиза! Нет! Другой ящик!
Сестра абсолютно потеряла ориентацию в пространстве — шатается, как жираф на своих длинных ногах, туда-сюда. Лиза! — тороплю её, подползая к столу за телефоном. — Дай сюда всю аптечку! Я найду! На! Звони папе! Нет, в скорую! Да! Ладно, я сама! А ты — папе!
Из под маминого телефона выпадает бланк и листочек для заметок с корявым синим номером того участкового. Набираю. Он должен помочь. Второй рукой переворачиваю аптечку, ищу: красно-белая! Красно-белая! Вот!
— Вы ещё во дворе? — спрашиваю «Алёшина», без приветствия, как только он представился. Сотрудник пару секунд потупил.
— Да. Кто спрашивает?
— Ларина! Маме плохо! У вас есть машина? Ей надо срочно в больницу! — быстро излагаю ему суть, засовывая спасительную красную «икринку» нитроглицерина между маминых стиснутых от боли зубов.
Алёшин понимает.
— Бегу.
— Лизка! Дозвонилась?
— Да! Едет!
— Помоги! Надо спустить её в машину! — подхватываю маму под руку. Таблетка не помогает. Обычно, ей сразу становилось полегче, но сейчас она даже не в состоянии что-либо говорить. Только «Даш, Даш» и за челюсть хватается. Стреляет туда, наверное. У неё уже болело.
— Тщ-щ… тщ-щ… — утешаю, как маленькую, — Лиз, куртку! Идём, мам, тихонечко, порог… Лиз, закрой!
На лестнице громыхают встречные шаги.
Участковый перехватывает маму.
— Таблетку приняла?
— Да! Не помогает! — испуганно побежала я
вниз — распахнуть перед ними дверь подъезда.
— И заднюю открой, — распорядился он на ходу.
Перед подъездом стояла его личная машина. Я быстро выполнила поручение. Подождала, пока он осторожно посадит маму назад и прыгнула к ней. Рыдающая Лизка осталась мяться снаружи. Алёшин запихал её на переднее:
— Ладно, едем тоже. Только поскорей!
И мы поехали. Я надеялась, что он включит мигалку и сирену и мы пролетим все красные светофоры и пробки, но, в личном автомобиле сотрудников, мигалки, и уж тем более сирены, не предусматривались. Ну почему он не на служебной, блин! Какой от него прок! — тревожилась я мысленно. — На очередном красном светофоре Алёшин понимающе поглядел через зеркало:
— Потерпите, ещё немного. Как она?
— Так же, — откликнулась я, кутая холодеющую маму в куртку.
— Аспирин дала?
— Нет, только нитроглицерин…
— Там аптечка на полке, сзади, — протянул он руку. — Подай мне.
Я нащупала за головой ящичек, подала.
— Держи, пусть разжуёт одну, — нашёл он упаковку Аспирина. Я послушно передала таблетку маме: мам, надо, постарайся пожалуйста. Вот… хорошо…
— Три минуты, и мы на месте, — уверил участковый.
Он не обманул. Через пару минут мы бодро въехали на двор Областной больницы. Алёшин подхватил маму под руку и потащил вперёд, а я снова распахивала перед ними двери. А полчаса спустя мы с Лизкой всё ещё ожидали в вестибюле — пока маму обследовали в кардиологии. Алёшин скромно обходил нас стороной, переговаривался с персоналом, уточнял что-то. Потом всё-таки подошёл. Я поднялась навстречу.
— Всё в порядке, — успокоил он сразу, заметив моё состояние. — Скоро врач подойдёт, расскажет.
— Слава богу, — чуть не плюхнулась я обратно в кресло — напряжение, державшее меня последний час отступило, и забрало с собой остатки сил. Я с радостью упала бы сейчас в объятия Матвея, но Матвей был далеко. Недоступен. И его надёжные руки — тоже. В глазах защипало. — Это из-за меня она… — поделилась я испуганно. — Что же я натворила… что мне теперь делать…
Алёшин глянул сочувственно.
Но ответа он не мог знать.
— Отец едет?
— Да, уже подъезжает. В пробку попал, — выдохнула я. — Спасибо вам большое… что помогли… не знаю, сколько бы мы скорую прождали.