Опека

— Лариса, расскажите все с самого начала, — мягко попросила Инна.

Пичугина глубоко вздохнула, словно собираясь с духом, и начала:

— Антон был моим единственным сыном. Я всегда хотела еще детей, но забеременеть не получалось. Когда Антон повзрослел и уехал на Север, меня одолела тоска. Я предложила мужу усыновить ребенка. Мы пришли в детдом, и здесь, в этой комнате, я впервые увидела Мишу и Таню. Они были как ангелы — светлые и невинные.

Пичугина повернулась к Инне: в глазах блестели слезы, тонкие губы дрожали.

— Мы решили усыновить обоих близнецов. Муж неплохо зарабатывал на заводе, я же сидела дома и занималась детьми. Поначалу все было хорошо: ребята привыкали к нам, а мы к ним. Правда, муж бывал с ними строг. Миша и Таня малютками попали в детдом и не знали, что такое нормальная семья. Иногда они замыкались в себе, не слушали нас. Постепенно я заметила: стоило мужу отругать близнецов, как он тут же начинал кашлять и задыхаться. Это было странно, потому что на легкие он никогда не жаловался.

— Он бил детей?

Пичугина закрыла глаза, подбородок ее затрясся, но она сдержала рыдание.

— Один раз, — выдавила она. — Однажды ребята разрисовали обои. Муж вспылил и отстегал их ремнем. В ту же ночь он разбудил меня. Никогда не забуду его лицо: выпученные глаза, раскрытый в ужасе рот. Он задохнулся у меня на руках.

Пичугина всхлипнула и разрыдалась. Инна терпеливо ждала, пока женщина справится с нахлынувшими эмоциями. Успокоившись, она продолжила:

— После смерти мужа мы переехали. Я не могла содержать квартиру в центре и сняла конуру подешевле. Я нашла работу, крутилась, как могла. И стала замечать, что вокруг нас постоянно кто-то умирал. Я вспомнила, как на старой квартире задохнулись от газа соседи-алкаши, которые до смерти напугали детей пьяными угрозами. После переезда в новый дом померла соседка снизу, сумасшедшая бабка: она сорвалась с криками на детей, когда они случайно затопили ее квартиру. Однажды Миша поцарапал велосипедом иномарку во дворе. Хозяин машины разорался, отвесил ему подзатыльник. Я наблюдала за этим в окно. Когда Миша в слезах убежал, мужчина повалился на землю, схватился руками за горло — и задохнулся в собственной рвоте.

— Вы заподозрили близнецов?

— В голову полезли плохие мысли. Я пыталась разговорить детей, но они отмалчивались. Таня дружила во дворе с одной девочкой. Как-то раз они что-то не поделили и поссорились. Девочка в сердцах крикнула, что Таню надо сдать обратно в детдом. В тот же вечер она захлебнулась в ванной и умерла. Таня прибежала ко мне в слезах и сказала, что она не виновата в смерти подружки.

Пичугина замолчала, словно собираясь с духом. Она обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

— Убийства совершает Опекун, — выдохнула она.

— Опекун? — По спине Инны пробежал холодок.

Пичугина кивнула и шепотом продолжила:

— Я не знаю, кто он. Я никогда его не видела. Таня сказала, что Опекун появился в детдоме и с тех пор охраняет близнецов. Люди, которые обижали Мишу и Таню, начинали кашлять и задыхаться. А если опасность нарастала, то обидчиков ждала смерть от удушья. Дети не могли контролировать Опекуна и сами страдали из-за его действий. Я не поверила Тане, посчитала ее россказни выдумкой и отругала за вранье. В тот же день у меня появилась одышка. Испугавшись, я переехала на квартиру отца. Мы с ним редко общались, но другого выхода не было: я больше не могла платить за съемное жилье. Отец все время брюзжал, Миша и Таня его раздражали. Он называл их наркоманским отродьем.

— Вы ссорились?

— Постоянно. Отец покрикивал на детей. Взялся за воспитание, муштровал их. Я беспокоилась за его жизнь: он стал задыхаться, ему все время не хватало воздуха. Я умоляла отца быть помягче с детьми, но он не слушался. Однажды Миша заигрался в приставку и не сделал вовремя уроки. Отец отстегал его ремнем. Ночью он задохнулся.

Лариса всхлипнула и затряслась от плача.

— Люди вокруг умирали, — сквозь слезы простонала она. — Все, кто обижал Мишу и Таню. Общение с детьми несло угрозу, и моя жизнь превратилась в ад: мне приходилось все контролировать и пресекать малейший негатив в адрес ребят. Но Опекун с каждым разом становился все более агрессивным.

— Когда к вам вернулся Антон, вы испугались за жизнь сына и съехали в барак — подальше от любых контактов с людьми? — догадалась Инна.

— Антон любил выпить. — Пичугина осунулась, потемнела лицом. — Он не мог привыкнуть к близнецам и иногда на них срывался. Вскоре он начал задыхаться. Я умоляла его уйти из квартиры, но Антон наотрез отказался. Каким бы он ни был, но он — мой родной сын. И теперь, когда он мертв, я боюсь, что Опекун придет за мной, ведь я никчемная мать.

Пичугина сорвалась на плач. Инна обняла женщину — ее костлявое, изможденное тело — и тихо спросила:

— Лариса, где дети?

* * *

Свирин выскочил из машины и понесся по лужам ко входу в детдом. Прерванный звонок Инны не на шутку его встревожил. Он набирал ее номер несколько раз, но телефон девушки находился вне зоны доступа, и Егор, дождавшись приезда опергруппы в барак, тут же направился в приют.