Опека

Поднимаясь по ступеням крыльца, Егор уловил тихие, едва заметные сквозь шум дождя всхлипывания, доносящиеся откуда-то из подвала. Участковый прислушался: так и есть, детский плач.

Свирин прошел несколько метров вдоль мокрой стены, поросшей мхом, и заметил черный провал — вход в подвал, пробитый в кирпичной кладке бомжами или шпаной.

— Тише, Миша, не плачь, — донесся из мрака тонкий голосок. — Мама скоро придет.

Свирин, нагнувшись, пролез в дыру и очутился в кромешной тьме. Под ногами перекатывались обломки кирпичей, воняло дерьмом. Егор включил фонарь на телефоне. Луч света выхватил близнецов: прижавшись друг к другу, Миша и Таня со страхом таращились на полицейского.

— Идемте, я отведу вас к машине. — Свирин протянул руку. — А то замерзнете до смерти.

— Мама сказала ждать здесь, — всхлипнул Миша, размазывая по щекам слезы.

— Ваша мать опасна, — отрезал Егор. — Поднимайтесь.

Воздух сгустился, стало труднее дышать. Рядом с близнецами выросла тень, и Свирин выхватил пистолет.

* * *

Пичугина, казалось, не услышала Инну: обхватив дрожащее тело руками, она завороженно глядела в полумрак за разбитым окном.

— Лариса, где дети? — Инна повторила вопрос.

Пичугина повернулась к ней и неожиданно ласково сказала:

— Извини, что я сорвалась на тебя в бараке. Я ведь сразу поняла, что ты одна из них. Как Миша и Таня.

Инна отпрянула от женщины, пораженная ее словами.

— У вас, детдомовских, взгляд особенный. — Пичугина грустно улыбнулась. — Вы как будто хотите любви, но боитесь ее.

Инна оторопела: каким образом Лариса узнала ее главный секрет? Она не успела спросить: снизу раздался детский визг. Пичугина оцепенела от ужаса, и Инна, оставив ее в комнате, бросилась по лестнице на первый этаж. Колотилось сердце, срывалось дыхание: Инна не могла допустить, чтобы с близнецами случилась беда.

Снова вопли — кричали из подвала! Инна спустилась в закуток под лестницей (она помнила каждый уголок в старом детдоме) и нашла дверь.

Скрипнули ржавые петли, пахнуло плесенью, ударило мраком в глаза. Фонарик на телефоне высветил близнецов, визжащих в углу. Луч опустился ниже: на полу распластался Свирин. Над ним сгорбилась темная фигура, похожая на гигантского дикообраза. Косматый монстр, придавив Егора коленом, волосатой лапищей душил его за горло, а вторую руку проталкивал в распахнутый рот полицейского, не давая ему дышать. Свирин содрогался в предсмертных спазмах, даже не пытаясь сбросить душегуба.

— Прекрати! — рявкнула Инна. — Оставь его!

Массивная голова монстра медленно повернулась на голос. Нечесаные патлы, опускавшиеся до самой шеи, скрывали глаза Опекуна, но Инна знала, что он ее видит. Прошли годы с момента их последней встречи, но чудовище помнило Инну.

Монстр послушался: ослабил хватку, вынул лапу изо рта Егора. Поднялся и бесшумно растворился во мраке, обступившем дрожащий пятачок света.

Инна подбежала к Свирину. Его налитые кровью глаза остановились на ней. Он прохрипел — и замер, так и не сделав последний вдох. Инна заплакала, сжимая обмякшую руку Егора. Слезы капали на его лицо, смешивались с розовой пеной на губах и подбородке. Близнецы, замолкнув, наблюдали за Инной из темного угла.

— Мы не хотели, чтобы он умер, — прохныкал Миша. — Он выхватил пистолет, хотел нас забрать отсюда! Мы просто испугались…

Мальчик сорвался на плач, и Таня, обняв брата, продолжила за него:

— А потом появился Опекун, — прошептала она. — И он вас послушался.

Инна вытерла слезы и поднялась.

— Откуда вы про него узнали?

Близнецы переглянулись, словно решая, можно ли доверять Инне.

— Когда мы попали в детдом, нас сильно обижали, — сдерживая слезы, проговорила Таня. — Однажды ночью мы подслушали, как старшие ребята рассказывали про девочку, которая раньше жила в приюте. Ее тоже обижали, но она придумала себе защитника и назвала его Опекуном.

— Он оберегал ее, — вмешался Миша. — Душил обидчиков.

Инна закрыла глаза, шумно выдохнула: она знала наперед все, что скажут дети.

— И вы решили, что Опекун защитит вас?

— Мы звали его, когда нас обижали, — кивнула девочка. — И однажды он явился.

— Первым задохнулся пацан, который бил Таню в детдоме, — стиснув кулаки, прошептал Миша. — А потом все остальные.

Ком застрял в горле, ноги задрожали — и хлынули воспоминания, смывая хрупкую стену из самообмана, построенную за многие годы.

* * *

Инна была ребенком-отказником, выброшенным в мусорный бак. Никому не нужное отродье: грязный пакет служил ей пеленками, а холодный дождь — грудным молоком.

Затем последовали годы, проведенные в детдоме: голод, побои и унижения. Воспитатели равнодушно смотрели на страдания подопечных, сваливая разрешение конфликтов на старших воспитанников. И те срывали злость на младших. Инна научилась драться, но и это не спасало, когда несколько раз ей устраивали «темную». Она находила убежище в книгах, фантазиях и мечтах о взрослой жизни — той, что начнется совсем скоро, стоит только потерпеть.