Опер Екатерины Великой. «Дело государственной важности»

Андрей перевёл взгляд на левую руку. Разрез на сукне сюртука заметен не был, но по кисти на пол стекала крупными каплями кровь.

– Ой, ужас какой! Папенька, Андрюшу ранили! – крикнула она отцу. И, обращаясь уже к Андрею: – Сейчас я, мигом! Потерпи, милый!

Василиса метнулась на кухню, вернувшись с тазом тёплой воды и чистыми тряпицами.

В сенях послышался грохот, и в комнату вбежал испуганный Нифонт. Он сразу увидел кровь на полу.

– Это чего такое? Андрей, ты ранен? Кто тебя… так?

– Немного. Ножом зацепило. Грабитель напал.

– Ох ты, господи! Беда-то какая! Василиса, пошевеливайся!

– Папенька, вы бы помогли Андрею сюртук снять.

– И правда.

Нифонт осторожно стянул с Андрея сюртук, потом рубаху.

Рана была линейной, с ладонь длиной, довольно глубокой и кровоточила.

Василиса смочила чистую тряпицу водой, обмыла края раны, наложила сухую повязку.

– Бедненький, на службе пострадал! – сказала девушка голосом, полным жалости и сострадания.

– Ничего, за одно битого двух небитых дают, – подбодрил Нифонт Андрея. – Служба у него, дочка, такая. Чай, не на печи лежит. Ты кормить его думаешь?

– Так я ведь не сиднем сижу! – Василиса убрала таз и окровавленные тряпки, затем вернулась и унесла испачканные кровью рубашку и сюртук.

– Замочу сразу, а то ведь пятна могут остаться.

Через четверть часа Василиса вернулась, неся на подносе миску с исходившей паром картошкой, квашеной капустой. Рядом стояло блюдо с мочёными яблоками и кувшин вина.

– Прости, Андрей, не готовились мы к вечернему визиту.

– Пустое, – махнул рукой Нифонт. – Чем богаты, тем и рады. Давай с красного вина начнём. Бают, для крови хорошо, а ты после ранения.

Нифонт разлил вино по стеклянным стаканам. Чокнулись, выпили. Андрей стал жадно есть. За день во рту маковой росинки не было, а побегать и поволноваться пришлось изрядно. Под вино и умял всю картошку да капусту с огурцами. В животе разлилось приятное тепло, голова поплыла.

– Э, да ты уже и готов, – заметил Нифонт. – Спать пора, и то сказать – одиннадцать часов уже.

Обычно трудовой люд спать ложился рано – в восемь-девять часов вечера, но и вставали затемно, в пять-шесть часов. Потому и глаза слипались у всех.

Андрей дошёл до постели, заботливо приготовленной Василисой, и, едва стянув сапоги и штаны, рухнул на мягкую перину.

Сон навалился мгновенно, и спал Андрей без сновидений.

Утром первым делом Андрей здоровой рукой дотронулся до раненой. Рана ещё поднывала, но повязка была сухой.

Нифонт к тому времени уже ушёл на рынок.

Василиса поставила на стол завтрак. Ели молча.

После завтрака Василиса взялась штопать порез на рубашке и сюртуке. Потом стала гладить.

Андрей едва дождался, пока она приведёт в порядок одежду – надо было спешить на службу.

Не без труда одевшись, он поцеловал Василису в губы, подхватил узелок с судовой кассой и направился в розыскную экспедицию.

У Лязгина в кабинете он после обычного приветствия шлёпнул на стол узелок, развязал его. Потом достал из кармана бумаги, протянул Лязгину.

– Объясни, – сказал Иван Трофимович.

– Это деньги из судовой кассы, что Пётр Иваницкий украл. Вот заявление капитана «Ерша».

– Отлично.

Лязгин дружески хлопнул Андрея, угодив прямо по ране. Заметив, как перекосилось лицо подчинённого, Лязгин встревожился.

– Когда мы с тобой вчера виделись, ты же здоров был. Чего приключилось?

– Грабитель вечером ножом задел.

– И что?

– Выстрелил я в него, да он убежал.

– Попадётся ещё, – нахмурился Лязгин. – А это что?

– Опись ценностей купца Редникова, которые Пётр у дочери его в Любеке украл. Все ценности я вернул купцу.

– Наш пострел везде поспел, – удивился Лязгин.

– Вы на обороте почитайте.

Лязгин перевернул лист. «Так… возвращены все… претензий не имею».

– Отлично! Подшивай опись в дело этого Петра – и в суд.

– Купец просил: про ценности и дочку – ни слова. Я слово дал. С Петра и кражи денег судовой кассы хватит.

– Ну, раз слово дал – держи. А жаль! Было бы два раскрытых дела вместо одного.

– Сами понимаете, Иван Трофимович, вопрос деликатный. Редников не хочет огласки того, что дочь его из отчего дома с проходимцем сбежала.

– М-да, конечно, понимаю. Но ничего, и одно раскрытое дело – тоже неплохо. И какое дело! За границей раскрыл! Молодец, растёшь! Рука-то сильно болит?

– Терпимо.

– Вот что, Андрей. Даю тебе три дня отдыха своей властью – больше не могу. Всё-таки в Любеке без отдыха трудился, опять же ранение лечить надо.

– Спасибо. Так я пошёл?

– Иди, отдыхай.

Андрей вышел, немало в душе подивившись тому, что Лязгин выглядел после вчерашней пьянки, как нежинский огурчик, только что сорванный с грядки. Запашок только немного выдавал.

Несмотря на то, что ныла раненая рука, настроение у него было прекрасное. Хорошо-то как! Три дня отдыха! И никаких дел! Можно отоспаться. А то Андрей что-то и в самом деле чувствовал себя изрядно уставшим.

Путилов хлопнул себя по карману – что-то там мешается… Когда шёл на службу, не чувствовал – все мысли были поглощены работой. А тут вышел из экспедиции – и нате вам!