В свертке оказался кусок хлеба с толстенным шматом сала и две розовые таблетки «Центрума». Вот это конкретная подмога. Сутки пролетели незаметно, я отсыпался. Сытый, почти был уверен, что тюрьма – это не так уж и страшно, когда за спиной, вернее на воле, остались друзья, которые сделают всё, чтобы тебя отсюда выдернуть. Я узнаю потом, когда выйду, что Аспирант, не поняв сути, акцентировал свои действия на контакт с уголовным миром, со смотрящим за этим СИЗО. В этом направлении он всё пробил, всё наладил. Но оказалось, что рыть надо было в другую, противоположную сторону. Эта самая противоположная сторона ждала его действий трое суток. И не дождавшись, дала делу ход, что чуть не привело меня к полной катастрофе. Нет худа без добра, за это время я восстановился физически, а вспоминая налитую силой фигуру Носика, в день отжимаюсь до тысячи раз и столько же приседаю. Попутно набиваю об стену кулаки. В этих стенах физическая сила стоит на первом месте.
Старший лейтенант милиции Жанна Абрамовна Стоценко, имеющая огромное желание перевестись из милиции в другую организацию, так сказать, более интеллигентную, не находила себе места. Не находила – это очень мягко сказано. Она в роли тигрицы, разъярённой и готовой буквально на все. Эти козлы из СИЗО не хотят с ней сотрудничать, и уже столько времени потеряно просто так. С каждым прошедшим днём шансы проиграть увеличиваются. Она, конечно, не только уговаривает, суля горы золотые, она параллельно задействовала всё, что только можно задействовать. И, кажется, результат должен появиться с минуты на минуту. Но эта минута снова растягивается на сутки и ещё на целый день. Все только рекомендуют и лично боятся отдать приказ. К слову сказать, не только противозаконный, но и очень бесчеловечный. Гарантий-то личной безопасности нет, ведь с воли постоянно долбят в тюремные двери адвокаты и прочие правозащитники. Но, слава Богу, есть ещё люди, суровые и тяжеловесные, которые стоят выше законов и слова, которые являются мандатом на совершение всякого рода беспредельных мероприятий в целях государственной безопасности. Она сама пугается того, что может произойти с подозреваемым, это элементарно страшно. Но слова о государственной безопасности придают ей уверенности и решительности. Хотя она-то прекрасно понимает, что делает это всё лично для себя и только для себя.
В конце концов, всё понемногу начинает действовать, со скрипом шевелиться. И, наконец, появляется шанс всё успешно довести до нужного ей результата.
В четвертый день моего пребывания в штрафном изоляторе ничего не предвещало плохого. Я ел сало и колбасу, отжимался и приседал. Каждый час проводил пятиминутные бои с тенью. В этот день дежурил Сашок, и съестные блага катили в двойном размере. Всё шло просто отлично. Время подкатывало к десяти вечера, и я собирался уже завалиться спать. Но не тут-то было, моя жизнь снова развернулась на сто восемьдесят градусов. Щёлкнул замок, дверь открылась и вместе с Сашком в камеру ввались ещё двое надзирателей, какие-то мятые и безликие. Сердце ёкнуло и от страха, и от нехорошего предчувствия. Оно и подтвердилось. Пока выводили, парень успел мне сказать: «Готовься, в пресс-хату идёшь». Это слышали и те двое, но никак не среагировали. Мол, мне уже без разницы, я приговорён, и приговор будет приведён в исполнение однозначно. Да и какая это тайна, если она откроется через каких-то пять минут.
Вот это да, я не ожидал такого расклада. Что-то не получилось у ребят там, на воле. Кто знал, что это результат энергичной деятельности старшего лейтенанта милиции Стоценко, очень даже фигуристой и красивой женщины. А мне просто страшно, я наслышан про эти тюремные заморочки, и нет времени, чтобы настроится на бой, на кону которого моя жизнь. Спина взмокла, ноги словно ватные. И снова спасибо спорту, который научил меня мгновенно реагировать на быстро сменяющиеся события, научил быстро принимать решения. Дорога заняла около десяти минут, щелкают замки, гремят двери-решетки. Я уже с трудом, но привёл дыхание в норму, дышу глубоко, полной грудью, а это уже совсем не мало. Страх не прошёл, но он уже не был на первом месте, как минуту-другую назад. Думаю, что ещё через десять минут смогу без сомнения проломить глотку противнику ударом кулака. Если судьба подарит мне еще полчаса, я буду готов на всё.
Дверь в страшную камеру открылась, и сопровождающие меня конвоиры, как-то даже сочувственно подтолкнули внутрь, мол, извини, не мы в этом виноваты. Что мне от ваших сочувственных взглядов, если я остаюсь один на один с судьбой. Что будет со мной через пару часов, одному Богу известно.