ОПЕР, или В городе нашенском

В девять утра открылась амбразура, и сразу человек двадцать образовали очередь. Это самые голодные, самые нетерпеливые. Носик в очередь не становится, пайку ему подносит один из шестёрок, тот самый, что подвизался убирать камеру вместо меня. А я тянуть уже не могу, сил нет больше ждать. Пора показать этому быдлу, кто есть кто. Встаю и делаю шаг в своё неизвестное будущее. Верю в судьбу: как на роду написано, так и будет. Я свой выбор сделал. Спокойно подхожу к раздатке, решительно отстраняю от окна грязноватого мужичка, не успевшего сунуть свою миску за баландой. Вся очередь замерла в удивлении, но никто ничего не сказал, чувствуют силу, падлы. Это хорошо, что никто не возбух. Не хочется тратить силы и, главное, боевой азарт на эту шелупонь. В мою миску шлёпается серая клейкая масса непонятно какой каши. Самое ценное для меня в ней то, что она очень горячая. Кусок хлеба граммов на двести убираю в карман. Это мой приз, моя будущая награда. Очень хорошо, что я так думаю, не держу даже мысли о возможном поражении. Я и на ринг выходил всегда только побеждать и не иначе. Кипяток выливаю в миску, кружку оставляю на раздатке. Она мне пока не нужна.

Носик сидит на лавке, спиной упершись в стол, лицом к очереди. Я иду медленно, боясь расплескать драгоценное варево. Руки трясутся, и от запаха еды чуть не теряю сознание. Приближаюсь к нему, чтобы отдать. И чувствую, что готов рожей залезть в миску. Вот так и делают из людей животных. Как легко можно перейти грань и потерять человеческий облик. Останавливаюсь в метре от Носика и понимаю, надо убрать миску как можно дальше от себя, чтобы не дуреть от обалденно вкусного запаха. Фокусирую зрение на лице противника, протягиваю ему очень медленно драгоценную еду и ещё делаю шаг вперёд. Парниша боится, что я расплескаю, а то и уроню жратву. Он привстаёт, протягивает руки, но взять не успевает. Горячая каша, разбодяженная кипятком, летит ему в рожу. Единственное, что он успел сделать, это закрыть глаза. Попадание получилось стопроцентным. Как люди быстро реагируют на конфликты! Мгновенно все стали зрителями, забыли про завтрак. Пискляво взвизгнув, Носик вскочил и судорожно стряхивает с себя кашу. Я отступил на метр и жду. Алюминиевая миска зажата в руках, а её ребро точно нацелено противнику в переносицу, руки не чувствуют обжигающего жара металла, не до этого. Интуиция подсказывает: нападать не надо, надо добивать этого чухана словами. Начнётся драка, и Носик вынужден будет защищаться. Ему будет некогда думать и сомневаться, а мне это совсем не надо. И чётко уже понимаю, первым в драку этот кадр не полезет, а ещё через минуту я точно понял, что выиграл. Носик слишком долго утирал харю. Видно не знает, что предпринять. Каша оказалась очень горячей, морда противника в красных пятнах ожогов. Я не расслабляюсь, готов к защите и нападению. Откуда и силы-то появились, я просто чувствую своё сухое и тренированное тело. И миска в моих руках, это уже грозное оружие, она нацелена в глаза, а колено правой ноги готово ударить в пах. Я не собираюсь драться с ним по правилам бокса.

Наконец, Носик отряхнулся и поднял на меня глаза. Ха-ха, в его взгляде элементарный страх. Всё, я его сейчас размажу вдребезги.

– Ну что, сука, давай.

Что «давай»? Я сам не понимаю, что кричу. Наверное, давай дерись, отвечай на выпад. Ненависть мне не надо изображать, я готов рвать эту падлу, пока хватит сил. Противник медленно отступает, бессмысленно повторяя: «Ты чё? Ты чё?» И боится ввернуть грязное ругательство, боится оскорбить. Расстояние между нами увеличивается, я совсем не стремлюсь к драке, пусть уходит, так моя победа весомее. Попутно и перед толпой подогреваю свой авторитет на градус. Снова оттеснив толпу, протягиваю миску раздатчику.

– Вон за того чушкаря пайку.

Все поняли, за какого чушкаря, но опять же промолчали. Забираю и хлеб. Под взглядами сокамерников подхожу к Жнецу.

– Это тебе, братан. Спасибо, что поддержал.

Тот не отказывается ни от каши, ни от хлеба. На меня смотрят с уважением. А я смеюсь в душе: хорошо быть крутым, когда в твоём кармане увесистый кусок хлеба.

Но оказывается, разборка не закончилась. Очухавшийся да еще потерявший дополнительную пайку Носик делает выпад и очень даже удачный. Не такой уж он и тупой. Но не знает, гад, что я к этому готовился чуть ли не всю ночь. Захлебываясь, скороговорит:

– Ешь, ешь чужую пайку, только не подавись. С ментовской руки кормишься.

И сказал очень складно. Так складно, что Жнец дёрнулся, будто его ударили. И снова все замерли в ожидании представления. Пора снова вмешаться. Подхожу к старому уркагану, говорю спокойно, выверяя каждое слово. Суета сейчас неуместна.

– Не переживай, брателло. Это пустое кудахтанье. Я был ментом и не просто ментом, а опером, целый год. Это, конечно, косяк, но чего по молодости не натворишь. Меня не выгнали, я сам ушёл. Братва мне поверила. Среди братвы я свой. Так что с этим у меня всё ровно. Я за это жизнью отвечаю.