Опера и смерть

– Вам может помочь мой кузен, Эдвард. Он женился в Ирландии на девушке низкого происхождения, отец в гневе прекратил с ним всякие отношения, и молодожёны переехали в Карлайл. Я вдруг вспомнил, что они были хороши с кузеном Винсентом и его женой. Сейчас Эдвард живёт в Эдинбурге.

– Это Паркс не местный, никто его не знает, – категорически заявила полиция.

– А в гостиницах вы искали? – спросил я почти безнадёжно. И, к своему немалому удивлению, услышал:

– Где?

Полицейский никогда не уезжал из Карлайла и не имел дела с гостиницами.

В такую наивность трудно было поверить, но я поверил. Иной человек может годами жить, не зная о вещах, которые соседу кажутся очевидными.

Мы стали искать вместе. В пятой по счёту гостинице седая, но бодрая хозяйка любезно ответила:

– Паркс? Да, был такой. Но исчез.

– ?

– Ушёл из номера и не вернулся.

Мы попросили рассказать подробнее.

– Несколько месяцев назад мне пришло письмо от какого-неизвестного мне иностранца. Не знаю, кто ему обо мне рассказал, но он желал поселить у меня целую труппу. Написал подробно, сколько мужчин, сколько женщин, какие номера нужны. Я и побаивалась – иностранцы ведь, и рада была – они всю гостиницу заняли, три кровати пришлось покупать. Приехали – я испугалась: чернявые все, как цыгане, кричат, руками махают, не по-нашему болбочут. Но заплатили честно, ничего не украли, разбили только одну чашку. Некоторые там по-английски говорили и переводили остальным. Одна девушка, ирландка, хорошенькая, и говорила грамотно, пригласила меня на спектакль, бесплатно. Никогда я раньше в это господское развлечение не ходила, а сходила – понравилось. Особенно первое представление, про девушку и этого, султана. Я потом говорю этой ирландке – а Вас почему на сцене не было? А она отвечает – была, играла служанку. Я не поверила. Так она одела служанкину одежду, парик, подошла ко мне – мать бы родная её не узнала! А вторая опера мне понравилась меньше, там только юноша очень хорошо пел – как ангел.

Я догадался, что речь идёт о знаменитой арии Надира, которую мне так ни разу и не довелось услышать.

– Вы расскажите лучше про Паркса, – попросил полицейский, чуждый искусству.

– Он у них вроде как музыкантом был. Англичанин. Высокий такой, с курчавыми волосиками. Перед отъездом в меня их директор прямо вцепился, а девушка переводила: мол, не видела ли я его, когда и куда он ушёл? А я ничего не видела! Вся гостиница в кои-то веки забита, мы с прислугой с ног сбивались. И все они день-деньской куда-то ходили и даже бегали. Вставали поздно, но мне мисс Элизабет сказала – это потому, что поздно ложатся после спектаклей.

– А когда он пропал?

– Да вроде в воскресенье… Но уехали они во вторник утром, а мне его вещи оставили и деньги, за хранение…

– Что?!

Вскоре мы смогли ознакомиться с вещами таинственного визитёра. К баулу было приколото письмо на итальянском языке:

«Синьор Паркс!

Весьма огорчён Вашим отсутствием. Надеюсь, что у Вас были важные причины, извиняющие Ваше поведение.

Мы едем в Эдинбург, в гостиницу «Олень и пёс». Если Вы не догоните нас в Англии – вынужден буду нанять другого человека.

Искренне Ваш,

Стефан Петрич.»

– Эдинбург – это не Англия, это Шотландия, – заметила полиция.

– Иностранцы не очень в этом разбираются, называя Англией всю Британию, – ответил я. – Для итальянца письмо слишком деловое.

– А директор у них не итальянец, – вмешалась хозяйка. – Мне мисс Элизабет сказала – хорват. Я удивилась – это вроде как по-французскому галстук, мне муж покойный говорил. А она объяснила, что это нация такая, которая первая начала носить галстуки, вот и получилось совпадение. Я подивилась: чего только в мире не бывает! В общем, – вздохнула миссис Бредли. – Они мне даже понравились под конец.

В бауле хранилась одежда, скромная, но хорошего качества, две газеты и шкатулка, с которой пришлось повозиться. Спасла положение миссис Бредли, пожертвовав свою шляпную булавку.

В шкатулке нашлись:

деньги;

дорогие часы с цепью;

записная книжка;

письмо от какого-то Майкла из Дублина;

портрет красивой девушки, по виду – итальянки;

завещание.

«Я, Артур Майкл Паркс, завещаю всё моё имущество обратить в деньги и оплатить из них мои похороны. Всё, что останется – отдать моему двоюродному брату, Майклу Льюису Парксу. Если, по воле божией, смерть настигнет меня в Британии, похоронить меня следует на протестантском кладбище в Дублине, рядом с родителями. Если же умру я в Италии – на кладбище в деревне Сан-Феличе-Новелла, возле Генуи, рядом с моей покойной невестой Джульеттой Гамба, по сцене Орсини.»

Подпись покойного заверили два свидетеля: Джанкарло Каэтани и Джорджо Банфи.

Хозяйка тоже захотела прочитать завещание и громко ахнула:

– Джульеттта! Как в романе! Это, наверное, её портрет, да?

– Вероятно, – ответил я. И пояснил, что Джульетта – довольно обычное итальянское имя.

– Однако завещание уже нарушено, – мрачно заметил полицейский. – Мы его здесь похоронили. А где этого Майкла найти?