Оперативная карта

— А при чем тут я? Это мой работник, Федосей. Сам мне признался, что дал ребятам мазута…

Это совпадало с тем, что узнал Кияшко.

— А ну-ка, Астров, посадите заодно и Федосея, — распорядился он. — Все барыньке будет не так скучно.

13

Громадный двор наполнен шорохами, тенями, опасностями. Петя выскочил во двор, осмотрелся…

Что наделал этот дурак Славка, Петя не очень понимал. Но, наверное, что-то серьезное, более серьезное, чем тогда, с пожаром… На ступеньке у крыльца часовой. Даже без винтовки. Сидит себе и попыхивает цигаркой.

— Ты что, мальчик?

— Ничего.

— Гуляй себе.

Вот Петя и гуляет. Перед часовым. Тот и внимания не обращает на мальчика. Петя делает зигзаг к сараю. Прямо белеет амбар. Возле никого, да и зачем? Там болты и замки, как в средневековом замке, ни сломать, ни взорвать, а ключи в кармане у Кияшко. Петя перебегает лунную дорожку, обитая железом дверь отходит внизу, Петя ложится на землю, приникает лицом к щели и громко шепчет:

— Мамочка! Мама!

— Я здесь, здесь, — слышит он совсем рядом, мама ласковыми пальцами притрагивается к его лицу. — Петенька.

Петя деловой человек: мама способна долго говорить нежности, а ведь всегда могут подойти и прогнать.

— Ты, мама, говори, а то еще прогонят.

— Славу не поймали?

— Ну что ты!

— Ты знаешь, где он?

— Разве он скажет?!

— Постарайся его найти. Сходи к его приятелям, где-нибудь же он прячется, не мог далеко уйти… Скажи, чтоб не появлялся, пока белые не уйдут из села. За меня пусть не беспокоится. Это все пустые угрозы, чтобы выманить Славу. Мне ничего не сделают. А его могут убить. Но если Слава выдаст себя, это меня действительно убьет…

— Хорошо, мам.

— Ты не медли…

— А табачку у тебя нет? — откуда-то из глубины подает голос Федосей.

У Пети есть самосада закурки на две, но он боится признаться, мама расстроится.

— Отсыплю у Павла Федоровича, — обещает он. — Я еще прибегу.

…Луна обмывает своим серебряным светом крыши, деревья, заборы, все такое белое, точно в театре, нельзя поверить, что кому-то сейчас грозит опасность.

— Петенька…

Как мама умеет это необыкновенно сказать!

— Иду, иду…

— Прощай, маленький…

Что-то теплое щекочет его лоб… Мама плачет!

— Ну, беги…

Он вприпрыжку пронесся перед часовыми, на секунду остановился на лужайке — направо? налево? — и свернул к Ореховым.

Там уже всё знали. Колька сидел в углу, закутанный в отцовскую свитку, какой-то чудной, взъерошенный.

— Пойдем, Коль? — позвал Петя. — Сбегаем к Ваське?

— Никуда он не пойдет! — взорвалась мать. — Набегался! Пропорол себе руку!

— Где? — шепотом спросил Петя.

— Пуля, — прошептал Колька, еле шевеля губами, так что Петя скорее догадался, чем услышал.

И сколько же гордости в этом его ответе!

— Чего шепчетесь? Чего шепчетесь? — Это уже Колькина мать. — Я вам пошепчусь…

Пете пришлось одному бежать и к Лавочкиным, и к Тулуповым, и к Терешкиным.

Везде уже знают, что Славка Ознобишин что-то натворил и удрал, и Веру Васильевну повесят, если он не явится утром с повинной.

Где только Петя не побывал: обежал чуть не все Успенское и Семичастную, но Славка точно в воду канул. Домой Петя вернулся за полночь. Проходя через площадь, увидел солдат, вбивавших в землю столбы. Сперва он не сообразил, в чем дело, но, когда увидел, что меж столбов прибивают перекладину, догадался и побежал.

В зале горел свет, там не спали. Петя заскочил в спальню, перевел дух и отправился к матери, чтобы рассказать о безуспешности поисков да заодно угостить Федосея табачком. Но едва он вышел на галерею, как услышал Кияшко:

— Ты куда?

— На двор.

— Иди-ка обратно, дотерпишь до утра.

Пришлось вернуться к себе, прикорнуть на лежанке.

…Под утро в штабе поднялась возня, начали выносить тюки: Шишмарев говорил с Кияшко. Как будто они спорили. Потом все стихло.

— Ну, с богом, — снова услышал Петя голос Шишмарева, стукнули отодвинутые стулья, потом хлопнула дверь, и опять наступила тишина.

Петя соскочил с лежанки. Пойти к амбару он не решился: посадят еще самого, и дело не будет сделано. Выскользнул в окно, побежал на Поповку.

Стесняться уже не приходилось, бесцеремонно постучал к Тарховым. Потом обошел все дома. Славки, конечно, там не было и в помине. Напоследок решил заглянуть к Введенскому. Тот тоже ничего не сказал Пете: он не видел Славки, но, когда Петя рассказал о поручении Веры Васильевны, попросил его подождать в кухне.

…Что-то разбудило Славку, а что, он не мог понять. Открыл глаза. Тусклый рассвет пробивался сквозь крохотное оконце. На дощатом потолке, над самым лицом висела большая капля воды. Сырость сочилась из всех досок.

Славка вздрогнул, спустил ноги на нижнюю полку, сел. Надо подумать о том, что ему теперь предстоит. Прежде всего мать. Она сейчас с ума сходит от тревоги. Нужно как-то поставить ее в известность, что он цел и здоров. Самому показываться нельзя, если даже полк уйдет, неизвестно еще, кто останется в селе. Прислушался. Тихо. Лишь шуршало что-то за стеной. Ветерок ли постукивал о крышу ветвями рыжей рябины, воробьи ли шмыгали и тюкали клювами по застрехам…