Оперативное вмешательство

– Хорошо, госпожа Мэри, – кивнул Михаил, – если правительство Великобритании поведет себя неразумным образом, то Мы так и сделаем. Эммануил Людвигович, не удивляйтесь словам госпожи Мэри – она титулованный маг Богатства, а потому способна любому деятелю из вашего буржуазного сословия устроить принудительное публичное раздевание. А сейчас, будьте добры, контрассигнуйте[7] подпись вашего управляющего господина Эклунда на коллективном трудовом соглашении. Вот здесь…

– Надеюсь, государь, вы знаете, что делаете… – с некоторой неуверенностью произнес Нобель, расписываясь рядом с подписью управляющего своими бакинскими предприятиями.

– Знаю! – подтвердил Михаил, размашисто поставив в верхнем левом углу документа свою визу: «Быть по сему. Михаил». С этого момента подписанная им бумага, ранее бывшая продуктом непротивления сторон, обрела силу закона.

Чего только ни сделает один капиталист, чтобы получить в управление секвестрированную собственность других капиталистов. Я не Мэри, но намерения господина Нобеля после состоявшегося при нем разговора читаю как открытую книгу. Когда для господ Губбардов уже запахнет жареным, но до секвестра дело еще не дойдет, этот ушлый человек выкупит их нефтяную собственность с большим дисконтом, можно даже сказать, за бесценок. Как и всякий настоящий капиталист, он даже в такие исторические моменты способен думать только о прибылях.

Не прошло и минуты, как эта истина подтвердилась в полном объеме.

– Господин Серегин, – неожиданно, как ему казалось, спросил у меня Нобель, – а почему керосин для своих нужд вы закупили у господина Манташева, за чистое, можно сказать, золото, а не на предприятии братьев Нобель? Что, наш керосин для вас недостаточно хорош?

– Да нет, – ответил я, – ваш керосин ничуть не хуже, чем у Манташева. Просто у него нет механических заводов, на которых возможно производить дизельные двигатели нового поколения, а у вас такие заводы есть.

– Наша компания приобрела патент господина Дизеля на бескомпрессионный нефтяной двигатель, – с гордостью сказал Нобель, – и уже пять лет выпускает такие моторы на своем механическом заводе в Санкт-Петербурге.

– Весьма архаическая конструкция, – с оттенком снисхождения сказал я, – низкооборотная, массой порядка трех метрических тонн и мощностью около тридцати лошадиных сил. А что вы скажете о возможности доступа к документации и рабочему образцу серийного высокооборотного двигателя с тепловым КПД порядка сорока процентов, втрое меньшей массы и вдесятеро большей мощности, чем у вашего допотопного прототипа?

– Да, Эммануил Людвигович, – подтвердил Михаил, – Сергей Сергеевич у нас происходит из будущих времен и, помимо различных сверхъестественных возможностей, имеет в своем арсенале вполне работоспособную транспортную технику с документацией и высококвалифицированными техническими специалистами для обслуживания. Если вам удастся наладить выпуск таких машин и двигателей к ним для России, то наша благодарность к вам будет безмерна, как и рост ваших доходов.

В глазах у Нобеля, сразу растерявшего весь апломб, закрутились колесики арифмометра, подсчитывающего предполагаемую прибыль. Прервал эту работу мозга прожженного капиталиста сам Михаил.

– Эммануил Людвигович, – сказал он, – этот вопрос мы, пожалуй, обсудим в следующий раз. А сейчас прошу меня извинить, у нас с господином Серегиным и его спутниками должен состояться государственный разговор. Так что ступайте. О времени следующей аудиенции вас известят особо.

Когда Нобель вышел, Михаил вздохнул, стер с лица «императорское» выражение и со вздохом сказал:

– Ну вот, одно дело сделано. А сколько их предстоит еще… И ведь что хуже всего – опереться мне фактически не на кого. Один порядочный министр, князь Хилков – но и тот торчит на Кругобайкальской дороге, потому что без его участия дело не движется. А этот Святополк-Мирский? При первой встрече, когда я только глянул на него Истинным Взглядом, мне сразу захотелось по-простонародному дать ему в морду. Но я сдержался, ибо теперь понимаю, что таким образом вести себя в моем положении негоже.