Оперативное вторжение

Ступая вдоль вестибюля, от которого разведчика отделяла стена, Слон на время остался под прикрытием лишь командира группы. Шел «не с руки» — стена справа и пистолет в правой руке. Ножны тоже справа. Почувствовал себя одноруким. Но не одноглазым. Походя он изучал обстановку, схватывал и откладывал в памяти все незнакомое, что открывалось на его пути. Еще немного, и он окажется в поле зрения пары разведчиков. Когда до двери во 2-й зал осталось несколько шагов, оттуда раздался какой-то металлический звук. Дверь открывалась внутрь, и Слону показалось, что ее то ли открывают, то ли, наоборот, закрывают.

Ножом и автоматом работать запрещаю.

Почему?

Стреляй из пистолета...

Ладно.

Не больше двух выстрелов.

Годится.

Пистолет был снят с предохранителя. Чтобы произвести выстрел, нужно лишь придавить спусковой крючок. Палец на нем лежал удобно.

Пот, выступивший на лбу десантника, впитала повязка. Изрядно намокшая, она готова была сползти на глаза. Свободной рукой Слон поправил ее и запоздало просемафорил командиру: «Внимание!» И отчего-то остро ощутил в груди чувство одиночества. Чтобы преодолеть этот барьер, Мамонтов обернулся...

* * *

До Ильина также докатился этот резкий звук. Он один из всей маленькой команды догадывался, что этот металлический щелчок — предвестник активности человека, который на автоматные очереди огрызается одиночными выстрелами из «пугача-револьвера». «Только не сейчас, брат!» — заклинал незнакомца Чила. Тот мог отнять у группы спецназа драгоценных пятнадцать-двадцать минут. Если перестрелка повторится раньше, она автоматически разорвет ту цепь периодичности, которую успел засечь командир группы. Она же детонатором сидела и в голове командира диверсионного отряда. Он на подсознательном уровне отметит, что очередные пистолетные хлопки отличаются от ставших привычными. Кто бы ни стоял во главе террористов, он наверняка принимал участие в боях против федеральных сил. «Собаку съел, сука!» — ругнулся Чила. И приготовился отдать приказ Слону вернуться на место. Но Мамонтов к этому времени уже не смотрел на своего командира.

«Я пошел, — „отморзил“ Ильин Гадкому Утенку. — Оставайся на месте». Сейчас прикрытие было больше необходимо Лилипуту и Гению, которых от основного отряда террористов отделяли лишь четыре лестничных пролета. Но каждый из бойцов знал, куда отступать: откуда пришли. Пока что скудные разведданные не позволили им определить запасной вариант отхода.

«Б...ь! — снова выругался Чила. — Несподручно иду». Он, чтобы погасить этот неудобный дисбаланс («словно кто-то за руку тянет», — пришло сравнение), взял в левую руку штык-нож. И в любой момент был готов услышать работу неизвестного.

«Не сейчас, брат...»

31

Жулебин, чутко вслушиваясь, снова пробрался к зарешеченной амбразуре с левой стороны. В отличие от спецназовцев, которые находились в нескольких десятках метрах от него и о существовании которых он не догадывался, у него реального плана не было. Он действовал на манер тупой смертоносной машины, в чреве которой призывно ревело: «Урыть козлов!» И что-то вроде обиды, которая проступила на крупном лице сорокалетнего приемщика красными пятнами: «козлы» его в грош не ставили. Он — никто, ни заноза в заднице, ни камешек в ботинке, ни муха в супе. Никто. Он не собирался отдавать жизнь «за Родину» (жизнь ему нравилась, Родина была глубоко симпатична), также он не отстаивал с оружием в руках свой прилавок, который приносил неплохой доход: «малая» сумка — четвертачок, средняя — тридцатка, большая — полтинничек; у вас пятьдесят копеек не найдется? бултых! — левая касса пополнилась полтинником. Мелочь, а приятно, за день столько набегает... Но это лишь малая часть дохода.

Забаррикадировавшись в приемке, Жулебин слышал Кемаля. Голос террориста, усиленный динамиками, гремел по всему торгово-сервисному комплексу. Пассажиры, взятые террористами в заложники, были для Жулебина антуражем. Если он и переживал за них, то на большом расстоянии, которое и притупляло всю остроту драмы, начавшейся буквально с «сейфа» — так Жулебин называл зал приема и выдачи багажа. И сам оказался закрытым в этом хранилище. Из которого его хочет выбить всего пара недоносков.

Недооценили противника — подумал он вдруг.

Жулебин не был ни спецназовцем, ни стройбатовцем, он вообще в армии не служил. Но видел много боевиков («В осаде», например, со Стивеном Сигалом в главной роли). Он так привык к острым сюжетам, которые всегда притуплялись о счастливый финал, что машинально видел конец и «этого фильма». Но это так, вроде как образно, реально же объяснений своим действиям не находил по той простой причине, что не хотел их искать. На ум пришло единственное: «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих». Что в развернутом виде представляло следующее: