Оперативный гамбит

Мы так еще пару минут поболтали о пустяках, обменявшись новостями о наших общих друзьях и знакомых, пока, наконец, чайник тихим щелчком не дал знать, что вода подошла. Старцев аккуратно разлил кипяток по чашкам, пододвинул одну из них мне, после чего уселся за стол напротив.

— Ну, выкладывай, что стряслось…

Я в общих чертах обрисовываю своему другу ситуацию, избавив его, естественно, от несущественных подробностей — Ленку Мильченко он, к примеру, вообще не знает, — а больше акцентируя внимание только на неожиданной болезни и смерти Роговой.

— Вот все, что у меня есть по твоей части: больничная карточка, заключение патологоанатома о результатах вскрытия трупа, результаты анализа тканей, образцы которых отобрали при вскрытии… — Я извлек из портфеля документы, предоставленные мне Амелиной. — Ты почитай, а потом я тебя начну спрашивать.

Володя вытер руки висевшим тут же у шкафа вафельным полотенцем и аккуратно принял у меня из рук документы. Затем неожиданно встрепенулся:

— На пепельницу — покури пока…

Сам-то Старцев не курит и у себя в кабинете этого делать не позволяет, но для почетных гостей, к числу которых отношусь и я, делает исключение. Я закуриваю, а Володя между тем внимательно, но быстро, как читают люди те бумаги, с которыми привыкли работать, и хорошо знают, где обязательные, но ничего не значащие фразы, а где суть, пролистывает историю болезни Роговой. При этом он, как заклинания, повторяет отдельные фрагменты из акта о вскрытии, одновременно вполголоса комментируя прочитанное. Правда, делает он это больше для себя, поскольку мои познания в области медицины, мягко говоря, весьма поверхностны.

— Наружное исследование… Повреждения на трупе не обнаружены… Так, посмотрим, что по внутренностям… Мозг… Обычное дело… Пищевод… Трахея… Легкие не увеличены… Сердце: масса… клапаны… Мышца сердца дряблая… В толще межжелудочковой перегородки… рубец размером до полутора сантиметров. Да у нее инфаркт был!.. Коронарные артерии… резко уплотнены… просвет… сужен на пятьдесят процентов! — Володя согласно кивает головой, как если бы он именно это и ожидал увидеть, и продолжает: — На внутренней стороне аорты бляшки и изъязвления — тоже понятно… С таким сердцем, Паша, она все равно долго бы не протянула!.. Дальше смотрим… Селезенка… в норме! Печень… ткань излишне плотная… многочисленные узелки от 0,3 до 0,5 сантиметров в диаметре… Желчный пузырь… Поджелудочная… Так… Ну, тут понятно. Смотрим посмертный диагноз: ишемическая болезнь сердца… коронарокардиосклероз… острая сердечная недостаточность… цирроз печени… Все правильно!

Старцев еще некоторое время изучает принесенные мною бумаги, время от времени возвращаясь назад, сверяя одни данные с другими, и, наконец, поднимает взгляд на меня:

— И что же тебя тут удивляет?

— Понимаешь, это все как-то неожиданно случилось. Я же тебе говорил — буквально за десять дней до смерти дочь этой женщины говорила с ней по межгороду, и та ей ни на что не жаловалась, ждала в гости, и ни о какой больнице речи не было…

— Ну, то, что мать дочери на здоровье не жалуется — это ничего не значит. Мало ли тут причин!

— Так-то оно так, но если она собиралась лечь в больницу, то тем более должна была дочь предупредить, поскольку та живет в другом городе и ключей от квартиры у нее нет.

— А с чего ты решил, что она собиралась лечь в больницу, если доставлена «скорой помощью»? — пожал плечами Старцев. — Тут же написано… — Он поискал в документах нужное место: — При поступлении… Вот! «Острый приступ цирроза печени»… Острый — это внезапный, понятно? Не болело ничего — и вдруг раз! — скрутило. Тут заранее не предскажешь. Для этого «скорая» и существует.

— Понимаешь, ее в тот день соседка видела, говорила с ней на кухне. И та ей ни на что не жаловалась тоже! А вечером Рогову увозит «скорая», и в больнице она пребывает практически все время под капельницей.

— Тоже ничего удивительного!

— И что — за пять дней, да еще в больнице, под надзором врачей, человек может умереть, хотя до этого был здоров? Ну, то есть, может, и не здоров, конечно, но, во всяком случае, о том, чтобы в больницу лечь, и не помышлял.

— Знаешь, это ведь от очень многого зависит… — Володя сделал еще глоток кофе. — От анамнеза, например, от условий, в которых болезнь развивалась.

— Условия у нее были те еще! — вздохнул я. — Пила она, Володя, причем сильно — по женским, разумеется, понятиям. И притом все, что горит.

— Ну-у-у… — протянул мой друг, всем своим видом показывая, что тут, мол, и говорить больше не о чем. — С этого и надо было начинать. Да она и за день могла умереть, и не в нашей обычной убогой больнице для рядовых граждан, а и в Кремлевке…[18] Ты хоть представляешь себе, что такое печень алкоголика? — добавил он, видя, что не убедил меня.

— Представляю! — усмехнулся я, вспомнив вчерашнюю беседу с главврачом больницы. — Карточный домик…

— Карточный домик? — переспросил Старцев, немного удивившись такой аналогии. — Ну да, примерно так. Дунь только — и развалится…

— Вот меня и интересует — кто дунул?