Оперативный простор

«Фиат» на большой скорости впечатался в борт грузовика. Раздался треск, звон, визг тормозов, меня перебросило с заднего сидения на водительское, а Кондратьева словно катапультировало – он кубарем перелетел через капот и исчез где-то впереди.

Я с трудом приподнялся, башка кружилась, в ушах звенело, во рту чувствовался привкус крови – кажется, разбил губу.

– Серёга, где Серёга? – крикнул Бодунов.

Он чудом удержался на своём месте, наверное, успел за что-то схватиться перед ударом.

Я слабо махнул рукой.

– Где-то там. Сейчас проверю.

Появился насмерть перепуганный водитель грузовика – в кепке и стёганой телогрейке.

– Мужики, все живы? – простуженно просипел он.

– Ты чего творишь, сучёныш! – накинулся на него наш водитель Федя. – Тебя, сволочь этакую, не учили на дорогу смотреть?! Да если из-за тебя, гад, люди погибли – я ведь лично на месте шлёпну, как контру!

– Вы что?! – Шофёр попятился. – Я ж не нарочно!

Федя начал крыть его трёхэтажными матами.

Под его громогласную ругань я наконец выбрался из автомобиля и обнаружил Кондратьева. Будущая легенда советского сыска сидела на земле, рядом лежала слетевшая при аварии с головы кепка.

– Ты как? – спросил я.

– Ещё не понял, – признался он. – Такое чувство будто рядом снаряд от трёхдюймовки жахнул. Ощущения непередаваемые.

– Встать можешь?

– Отчего же не смочь? Смогу. – Он резво вскочил на ноги, затем нагнулся, поднял с земли кепку и, стряхнув с неё грязь, снова нахлобучил на голову.

Потом с сожалением оглядел изгвазданный костюм.

– Даже не знаю, как теперь жене на глаза показаться… Видок, наверное, хуже босяцкого.

– Главное, что живой, – успокоил его я.

– Это верно, – усмехнулся он.

ДТП, оно и в начале двадцатого века ДТП, то есть ничего хорошего. Из позитивного было разве то, что самой пострадавшей стороной оказался несчастный «Фиат» уголовного розыска. Со слов Феди, чинить её будут долго и мучительно: главной проблемой было отсутствие запчастей.

Сам водитель и пассажиры, конечно, пострадали, но дальше синяков и ушибов не зашло, хотя показаться врачу необходимо – тем более мне, я ведь ещё не вылечил руку. Кровь на повязке не выступила – хоть тут повезло.

Как часто бывает после таких событий, все были взбудоражены и переполнены адреналином просто под завязку.

Скажи кому, что попаду в аварию, устроенную на перекрёстке двумя допотопными авто – не поверят. Хотя сама по себе история с моим переносом – невероятнее некуда. Так что удивляться нечему.

Фёдю пришлось оставить на месте происшествия, а мы вчетвером отправились к хате, на которой скрывался Борщ, пешочком.

По пути я расспросил Кондратьева, чем же знаменит этот самый Сеня Борщ.

– Та ещё сволочь, – пояснил Сергей. – Раньше был карманным вором, потом переквалифицировался в налётчика. Очень дерзкий и наглый, жизнь человеческая для него копейка – убьёт и даже не поморщится.

– С психикой у него вообще плохо, – подхватил Шуляк. – Представляешь, зимой людей на морозе раздевал догола в подворотне и холодной водой обливал, чтобы те, значит, совсем околели. Не лень с собой было ведра таскать! Мы как-то его из-за ведра этого чуть не поймали – мужика одного вечером на улице приметили: смотрим – вроде под описание подходит, вёдра на коромысле куда-то прёт. Мы его тормознули: мол, документики покажите, гражданин хороший, а он шпалер достал и ну палить!

– Ушёл? – спросил я.

– Ушёл, – вздохнул Шуляк. – Потом ещё три раза засады устраивали на него: наколочки вроде были верные и действовали аккуратно, а поди ж ты – угрём выскальзывал. Про него байки ходят, что заговорённый, мол, бабка какая-то нашептала да так крепко, что не подступиться ни с какой стороны, но это всё, конечно, тёмные предрассудки… Не верят у нас в это.

– Ну, кто не верит, а кто, говорят, эту самую бабку-то и искал, – подмигнул Кондратьев.

Шуляк смутился:

– Так я это… думал, что найду старую ведьму – она много должна про Борща знать! Дожму, как положено, и на душегуба выйду.

– С агентурой надо лучше работать, – бросил Бодунов. – Если бы нам не помогли его дружка Цыгана взять, искали бы мы Борща до самой победы мировой революции.

– Не, год это, конечно, долго, – сказал Шуляк, а мне стало немного смешно от святой наивности этого явно хорошего человека.

Хотя… его можно понять, именно сейчас всем казалось, что ещё немного, чуток поднажать и вот оно – счастье для всех. И в чём-то это даже здорово: идти вперёд и видеть такую ясную и чёткую перспективу.

– Так, а ну тихо! – сказал Кондратьев. – Почти на месте.

Мы подошли к неприметному дому. Он казался тёмным и вымершим, лишь окна на первом этаже были подозрительно освещены. Из приоткрытых форточек доносился женский смех и отголоски чьих-то разговоров.

– Это шалман… Кабак то есть, – пояснил Кондратьев, заметив недоумение у меня на лице. – Держит его какой-то китаец. Прежде в подозрительных делах замечен не был, так что мы его не трогали, да теперь, видно, черёд пришёл.

– Сколько тут входов и выходов? – сразу спросил я.

– Много, – безрадостно отозвался Сергей.