Оперативный простор

Больше дверей по моей стороне в коридоре нет.

В буфете съёжившийся и пожелтевший ещё сильнее узкоглазый старик, наверное, тот самый китаец. Его руки подняты, он что-то лепечет на непонятном языке. В словесной каше мелькают фразы типа «суньхунь чай, вынь сухим», но ясности они не добавляют.

– Ты, сука, на русском говори! – наседает на него Бодунов.

Китаец растерянно трясёт седой башкой.

Какой-то человек вылетает из подсобного помещения, бросается в биллиардную комнату за спиной китайца, успев выстрелить на бегу. Дверь тут же захлопывается, как только бандит оказывается внутри.

Пуля прошивает бывшего жителя Поднебесной, который так и не нашёл счастья в стране советов. Вторая раскалывает какой-то графин на полке. Брызги и стёкла по всем сторонам.

– Ах ты, бл…! – Бодунов, которого, по сути, прикрыло тело китайца, кидается вслед за стрелявшим.

Мы с Сергеем сразу за ним.

Я успеваю оттолкнуть не на шутку разошедшегося Ивана. Он отлетает к стене и бросает на меня злой взгляд.

– Стой, я первым! – кричу я.

Нельзя поддаваться эмоциям и вот так безрассудно кидаться в комнату, где засел вооружённый бандит. С Ивана хватило бы «нарисоваться» во весь рост и стать лёгкой жертвой.

Нет уж, парни, пока я с вами – ненужным жертвам не бывать.

Подкрадываюсь, вжавшись в стену. Подойдя к биллиардной, резко бью ногой по двери:

– Хек!

И тут же подаюсь назад.

В ответ бахает выстрел, но преступник запоздал, кроме того, я убедился, что он не прячется за дверями, а находится где-то глубоко в помещении.

Эх, сюда бы группу захвата, экипированных молодцов со штурмовыми автоматами наперевес, в идеале парочку светошумовых гранат – тогда бы засевший в биллиардной гадёныш уже давно бы просил пощады.

Размечтался…

Не люблю скакать блохой, но придётся.

Влетаю в комнату перекатом, успевая зафиксировать взглядом, где находится «цель» – бандит находится примерно там, как мне и показалось после его выстрела: где-то в районе окна. Вместо того чтобы вынести его вместе с окном и рамой, завозился, замешкался, вскрывая покрытый кучей слоёв краски шпингалет.

Преступник «зевнул» мой кувырок, нажал на спусковой крючок, когда я уже не был на линии огня.

Зато я «зевать» не собираюсь.

Бабах! Моя пуля угодила ему в ногу. Бандит упал, я в мгновение ока поднырнул к нему, пинком выбив оружие из руки, и направил на него револьвер.

– Лежать, сука! Мужики, я его взял!

На мой голос появились остальные. Борщ успел обзавестись жиденькой бородкой, но не узнать его было трудно. Всё та же угрюмая морда и налитые ненавистью глаза.

Даже сейчас, вместо того, чтобы стонать от боли, он лежал, закусив губу, не издавая при этом ни единого звука.

– Всё, добегался, сволочь! – обрадованно сказал Бодунов.

– Это вы у меня добегаетесь… Комса легавая! – с остервенением бросил Борщ.

– Знаете, может, не будем вызывать доктора? – предложил я, с насмешкой разглядывая бандита. – Пусть себе спокойно кровью истекает… Суду потом меньше волокиты.

– Суки! Ненавижу! – зашёлся в приступе ругани Борщ.

– Я подумаю над твоим предложением, товарищ Быстров, – кивнул Бодунов. – Лично у меня по нему особых возражений нет. Зажился ты на этом свете, Борщ. Хватит убивать и калечить мирных граждан.

– Издеваетесь, гады! – простонал Борщ.

Он начал терять контроль над собой, боль брала над ним верх.

– Констатируем факты, – спокойно произнёс Бодунов.

– А что если я вам скажу, где прячется Лёнька Пантелеев? – вдруг произнёс Борщ.

Я бросил взгляд на Кондратьева. Это ведь он взял Пантелеева в первый раз, вернее – возьмёт. Будущую легенду советского сыска аж затрясло.

Но всё-таки взял себя в руки, сумел спросить с иронией:

– Где ты, а где Лёнька! С чего бы это он стал тебе докладываться…

– Доктора мне, – завыл Борщ. – Если тут кончусь – ни в жизнь Лёньку не поймаете.

Бодунов пожал плечами.

– Может, и вправду знает, где Лёнька.

Он склонился над раненым:

– Слушай меня внимательно, Борщ! Мы отвезём тебя в госпиталь… Но, если ты наплёл нам про Лёньку, я договорюсь с врачом, чтобы ты коньки отбросил у него прямо на операционном столе.

– Да правду я говорю! Правду! Маруху его я знаю. Он часто у ней ошивается.

– А что за маруха?

– А ты не врёшь насчёт госпиталя?

– Слово коммуниста. Ну, что за маруха?

– Коммуниста, значит… Тогда замётано. А маруха это – моя двоюродная сестра. Они с Лёнькой как муж и жена живут, только невенчанные.

Бодунов и Кондратьев переглянулись.

– В общем, похоже на правду, – сказал наконец Кондратьев. – У Лёньки, конечно, баб, что у дурака фантиков, но говорили, что есть одна… вроде как постоянная.

Глядя на Борща, он произнёс:

– Повезло тебе. Поверим мы, но обязательно проверим. Сейчас порешаю вопрос с доктором, а ты пока товарищу Бодунову адресок сестры шепни. И не вздумай тут сознание терять, мы тебя даже с того света достанем – у уголовного розыска длинные руки.

Он направился к выходу.

– Сергей, погоди, – попросил я.

– Чего тебе, Жора? – удивился он.

– Вот, гляди! – Я показал ему наградной браунинг. – Ничего не говорит?

Кондратьев переменился в лице. Напрягся, взгляд его стал пронзительным и тяжёлым.

– Ещё как говорит! Где взял?

– Тут у одного реквизировал.