Снова дорога. Оля привычно улыбалась пограничникам, пересаживалась с поезда на поезд, звонила. И все это она делала почти автоматически, не задумываясь.
Гельмут с Марией были ей рады. Дочка уже спала.
— Знаешь, мы были уверены, что все будет хорошо, но волновались. А Ленхен ждала тебя каждый день. И только сегодня успокоилась, — рассказывала Мария.
Весть о клиентке их обрадовала.
— У нас почти нет постояльцев. Надеюсь, она заплатит. Ну и поговорим, конечно, — шутил Гельмут. — Мы ждем второй фронт. Иногда мне кажется, что нам никто не собирается помогать. Или вступят в войну в последние дни, чтобы оторвать кусок получше.
Оля слушала «дядю» и думала о том, что этот человек совмещает в себе столько разных качеств, что хватило бы на десятерых. С этими мыслями она и ушла спать.
— Дочку получишь утром, — постановила Мария. — Мы привязались к ней. Она славная.
Утром Ленхен немного недоверчиво смотрела на мать.
— Дети в ее возрасте быстро отвыкают, — утешала Олю Мария. — Через час она уже не пойдет ко мне на руки.
У Ольги все переворачивалось в душе: она вспомнила, как в детстве пыталась воспроизвести в памяти лицо матери. Как постепенно остались только слезы и руки, зажимающие рот от вырывающегося крика. И ни одной фотографии родителей. Ни одной вещи.
Рано утром на следующий день Оля с Ленхен уехали к Густаву. Гельмут довез их до вокзала.
— Запомни, Моника. Мы всегда готовы забрать Ленхен. И еще. Будь осторожна!
Оля улыбнулась. Ей хотелось рассказать о седых волосах, которые появились у нее после встречи с Рудольфом. О том, что она спит только под крылышком у Марии. Но сочла это лишним.
Снова поезд и дорога в то место, откуда ей так хотелось выбраться один раз и навсегда.
Густав встретил их у дома. Девочка спала на руках у матери.
— Звонил твой доктор. Он ждет тебя завтра или послезавтра от двенадцати до часа, — это первое, что сказал Густав. — А еще звонили из автомастерской. Спрашивали, в порядке ли твоя машина? Они ждут твоего звонка в любой день в десять утра. Ты у меня нарасхват, Моника.
Ольга отнесла дочку к себе в спальню и с трудом спустилась вниз.
— Ты, наверное, не знаешь, — сдержанно сказал Густав. — Англичане и американцы вступили в войну.
— О! — только и смогла произнести Оля. — Это счастье!
Густав долго говорил о том, что войне быстро придет конец. Радовался, рассуждал, а Оля, почти не вникая в смысл слов мужа, думала, что она всего лишь связная, а иногда шифровальщица. Что, возможно, завтра она снова двинется в путь. Что ее тошнит в вагонах. Что она устала бояться и не знает, что с ней будет через пять минут.
С Отто она встретилась в подъезде приемной врача.
— Запоминай адрес. У нас новая квартира. Недалеко отсюда. Я выйду первым. Третий этаж, лифта нет. Вот ключи.
Квартира была однокомнатной и очень-очень маленькой. Оба окна выходили на улицу.
— В прошлый раз я встретила в подъезде какую-то женщину, — начала Оля.
— Да. Это хозяйка приходила проверить меня. Эту квартиру я снял на твое имя. Так проще. Я твой родственник. Тебе, может быть, иногда придется ночевать здесь. Про англичан уже знаешь?
Оля кивнула.
— Это замечательно. Не сомневаюсь, потом они будут считать себя победителями. Но сейчас это неважно. Мы обескровлены. Нам нужна помощь. И это лучшее подтверждение тому, что мы на пороге победы. Иначе они откладывали бы этот десант еще годы, — он помолчал, а потом добавил: — Съездишь к Рудольфу, передашь письмо. Сядь и перепиши своим почерком.
Оля писала не вдумываясь. Текст не отличался смыслом и походил на длинную телеграмму.
— Аккуратно поговори с Рудольфом о переезде. Если он заартачится, смени тему. Он нам с тобой не подвластен.
— Он просил звонить ему в десять. Вернее, кто-то позвонил Густаву. Спрашивал про мою машину и просил звонить по утрам в десять.
— Вряд ли хозяин проверяет Рудольфа. Тем более, ты же не оставила там свой номер телефона. Значит, это был Рудольф. Вероятно, он в это время один в мастерской. Но все может быть, — Отто любил расставлять все по местам. — Начни разговор о машине. Если вас подслушивают, то успокоятся. Значит, письмо отдашь завтра. Кстати, скажи номер его телефона. На всякий случай. Побудь здесь около часа и поезжай домой. Если появится хозяйка, скажи, что работаешь у Клауса.
Ольга не решилась прилечь на диван, чтобы не уснуть, хотя ей этого очень хотелось. Минут через двадцать у магазина напротив начали что-то разгружать. Она смотрела на людей и думала о муже и дочери.
«Я уже привыкла считать Гордендорф своим домом. У меня и нет другого. И я не знаю, легче мне от этого или нет», — думала она.
Только под вечер она вернулась домой.
— Что-то ты долго, Моника! — пробурчал Густав. — Ленхен капризничала. Ты не могла оставить ее там?
Ольга только посмотрела на Густава.
— Завтра мне снова надо уехать, дорогой. Мы будем оставлять дочку у жены мясника, если тебе тяжело. Вчера я не успела договориться.
Оля говорила это обычным тоном хорошей жены и примерной хозяйки. По опыту она знала, что это лучший способ успокоить мужа. И оказалась права.
В десять часов она позвонила в мастерскую. Трубку снял Рудольф.