Оперативный псевдоним «Ландыш»

— Отлично. Пусть будет Клаус. А сейчас отвезешь письмо. Даю тебе неделю. Если нужно будет больше, позвони Густаву.

Перед Ольгой был совсем другой Рудольф. Что именно изменилось во внешности мужчины, понять было трудно. От экс-боксера не осталось и следа. Тонкое лицо интеллигента. Не хватало только очков.

«Нос, — поняла Оля чуть позже. — У него был накладной нос».

С отъездом Отто в жизни Ольги образовалась пустота. Она понимала, что Рудольф тоже всего лишь связной. Что он вряд ли сможет ей что-то посоветовать и подсказать, объяснить, наставить и прочее, что так умело делал Отто, с которым она прошла школу работы в разведке, да и просто взросления. Она знала, что ей будет плохо без Отто, потому что он нравился ей. Но она не представляла, какая тоска навалится на нее. Ее не радовала даже дочь. Вернее, не в той мере, как бывало раньше.

Письмо ТУДА Оля везла, осознавая, что теперь и с документами ей никто не сможет помочь. И это было ужасно.

Гельмут с Марией восприняли новость об отъезде Отто менее трагедийно.

— Что делать, Моника? — утешала ее «тетя». — Значит, Центр приказал ему уехать. Оставаться в Германии ему было опасно.

— И откуда ты знаешь: может, его отправили домой? — подхватил Гельмут. — Главное, мы уже в Германии!

Оля покивала головой.

— И ты успела разобраться с Рудольфом. И не забывай, ты по-прежнему связана в Германии с одним человеком. А он, вероятно, со многими.

— Как клиентка Отто? — перевела Оля разговор, который был для нее мучительным.

— О! Это настоящее сокровище! — насмешливо произнесла Мария. — Она выпила половину наших запасов алкоголя. И говорила, не закрывая рта. По утрам, правда, пыталась узнать, что наговорила. А я требовала повторить какую-нибудь шутку.

— Ты бы видела, как она сразу успокаивалась! — рассмеялся Гельмут. — Она так не хотела уезжать от нас. Но ее муж был неумолим. Она называет его — мой хомячок. Трогательно!

На следующий день Мария повела Олю с дочкой на прогулку.

— Я понимаю, Моника, тебе никто не заменит Отто. Но таковы реалии. И с этим надо смириться. Радуйся, что он жив. Пусть это утешает тебя в трудную минуту.

— Я понимаю, — тихо сказала Оля. — Но все равно больно. А еще через месяц у меня закончится виза. И я даже не представляю, как ее сделать.

— Думаю, Отто позаботился об этом. Не верю, что он оставил тебя без документов. Поищи в квартире.

Такая мысль не приходила Оле в голову.

Ленхен было решено оставить у Марии.

— Тебе сейчас несладко придется. Постарайся вернуться до Рождества. Мы ждем клиентов. Кстати, Клаус обещал приехать. Ты с ним общаешься?

Оля отрицательно покачала головой.

— Мне нечего ему предложить, а теперь…

— У тебя есть Гельмут. Он всегда сможет помочь. Нам важно знать, куда банк попытается «увести» деньги. Да и сам твой доверитель при первой возможности постарается исчезнуть, я уверена.

На четвертый день Оля уехала к себе. Дочка спокойно отпустила ее, уверенная, что увидит завтра.

«Ленхен любит и Марию, и Гельмута, — утешала себя Оля всю дорогу домой. — Ей будет хорошо у них. Через месяц я заберу ее».

Мария оказалась права: работы прибавилось. Оля отправляла письма из разных городов. Густав почти каждую неделю радировал.

— Нам надо уезжать еще дальше, — говорил он, когда они возвращались. — Мы не должны крутиться на одном пятачке.

— Ближе к Берлину опасно. Надо в другую сторону. Но там сплошные деревни. Думай, Густав, — все, что могла сказать Оля.

Ей удалось заглянуть в берлинскую квартиру. Отто явно побывал там после нее. На кухне она нашла две пачки галет, банку кофе, сахар… В кофе лежал маленький кусочек папиросной бумаги, на котором было что-то нацарапано. Оля заштриховала карандашом отметинки и смогла прочитать слово: «Библия».

«Это явно для меня. Только что это значит?»

Библию она нашла в комнате: огромный фолиант в кожаном переплете, а внутри — продленная на год виза и открытка с изображением ландыша.

«Мария была права. Отто все предусмотрел, ничего не забыл. Как же мне плохо без него!»

Жизнь без дочери была проще и скучнее. По ночам Оля отчетливо слышала детский плач и долго не могла заснуть. Но отправляясь на очередное задание, она бывала счастлива, что не надо думать о ребенке.

Успехи русских, которые так ожесточили всех вокруг, приносили огромную радость Густаву.

— Скорее бы наши раздавили этих гадов, — скрежетал он зубами, — осталось совсем недолго.

Оля соглашалась. Она мало думала о будущем, ее разъедали бесконечные заботы.

«Я уже забыла, что такое мир, — думала она. — Эта война длится вечность».

Она вспоминала хроники, и все равно не могла представить, во что превратили ее родину фашисты. А еще — напуганных русских девушек в доме Магды.

«Главное, победить, потом разберемся», — думала она, отчетливо сознавая, что все, что она любила там, дома, уже не существует в том виде, что прежде.

В декабре она получила открытку от Штерна — это был знак, что пора забирать Ленхен. И Оля поехала за дочерью, впервые показав на границе новые документы. Ее сумку обыскали.