— Ир, я не въезжаю, — Павел звонко положил вилку на тарелку. — Продлёнка эта в школе, психи твои, консультации бесконечные, ещё и репетиторство теперь. Что это, извини, жадность? Нам чего-то не хватает? Нет, скажи, как есть. Да, у меня заработки через пень колоду. Но налаживается же… Да, медленно. Чуть-чуть ещё заработать, и зоопарк откроем. Думаешь, не смогу? Я всё-таки кандидат наук. Несколько лет в вузе преподавал.
Ирина встала у Павла за спиной и принялась массировать ему плечи.
— Пашенька, золотой мой, ты и так трудишься не покладая рук. Отдохнуть тебе надо.
— Ира! — Павел взял бутылку, но тут боксёрским гонгом прозвучала соловьиная трель дверного звонка.
— Кто это ещё? Тоже к тебе по работе? — вдогонку съязвил Павел.
— Нет, я никого не жду. Сейчас открою.
— Сиди, я сам.
Павел, не скрывая разочарования, поставил бутылку и вышел в коридор. Ирина засуетилась — положила в тарелку Павла лоснящуюся жиром котлету, две ложки салата и наполнила стопку до краёв водкой. У входной двери слышались глухие голоса — удивлённый Павла и мальчишеский звонившего. Наконец дверь захлопнулась, и в гостиную вошёл Павел, задумчиво рассматривая жёлтый конверт формата А4.
— Курьер из банка. «СтрёмВзятьБанк». Тебе говорит о чём-нибудь?
— Да… Ерунда… Дай мне пакет, я потом посмотрю.
— Зачем же потом?! Сейчас и посмотрим, — Павел решительно надорвал конверт.
— Давай хоть после ужина, Пашенька. Ты вон не доел…
— Ириш, извини, я устал. Я не первоклассник и не говорящий попугайчик. Я тоже хочу и могу участвовать в нашей, как бы совместной, жизни.
Жёлтый бумажный завиток упал на пол. Павел извлёк сшитые скрепкой листы и прищурился, вчитываясь в мелкий текст.
— Так, что тут?.. Чукаленко Ирина Григорьевна… За три года… Два миллиона… Банк претензий не имеет… Что? — Павел кинул конверт поверх сковородки. — Три года?! Ты три года выплачивала такую сумму и молчала? Ира!
— Пашенька, я не хотела тебя волновать. У меня был долг, да. По глупости. Но, смотри, всё к лучшему: мне теперь не надо никого репетировать. Мы вместе пойдём на хоккей. Паша, это же здорово!
— Да, Ира, замечательно! Иди на хоккей, иди, куда хочешь, вообще. Ты прекрасно и без меня справляешься. Всех благ и процветания! Черепашку себе заведи.
Павел скрылся в спальне. Минут двадцать под его сопенье и неразборчивые чертыхания хлопали дверцы шкафов и елозили ящики комода.
***
Татьяна в упор посмотрела на Ирину, выражая взглядом одновременно недоумение и сочувствие:
— Ирка, ты чего?! Три года одна такую лямку тянула?
— Ой, да не о чем тут говорить, — отмахнулась Ирина. — Павлик у меня, главное, одет-обут был и накормлен. Счастье, да и только!
— М-да, — задумчиво протянула Валентина, — у вас, наверное, коты долго не живут. Сбегают, да?
— А вам, Валентина, лишь бы судить, — Ирина закрылась щитом хмурой серьёзности и тоже наставила на Валентину копьё язвительности. — У вас не буква закона, а прям целый алфавит. Я сейчас в закрытой элитной школе работаю. У нас дети депутатов и олигархов учатся. Повидала родительских адвокатов. Лоск, золото и акульи зубы. Правильно один умный поляк сказал, что незнание закона не освобождает от ответственности, а знание — легко.
— Dura lex, sed lex1
, — из-за непробиваемой брони равнодушия процитировала Валентина.— Вот-вот, и каждая дура на лексусе. — Ирина отвернулась к окну.
— Да это латынь… — разочарованно хихикнул Павел.
Ирина вдруг сняла оборону и как ни в чём не бывало поделилась озарением:
— Слушайте, девчонки, а ведь эти Марик с Жориком… — она подняла указательный палец и поправилась: — С Георгием… Наверняка по мою душу. Через меня ведь можно выйти на детей о-го-го кого.
Татьяна заёрзала, заглядывая под пакеты со снедью и тарелки:
— Я сейчас мужу позвоню. Он быстро на них управу найдёт!
— Этот найдёт, — проблеял Павел.
Валентина тоже воодушевилась:
— Тогда уж, скорее, на меня охота. Я сейчас тоже защищаю таких воротил, что вслух и не назовёшь. Много чего знаю такого, что поскорее забыть хочется.
— Сейчас, сейчас… — Татьяна наконец отыскала телефон в сумке и протиснулась в коридор.
11
1993, Москва-Самарканд-Самара