Операция «Булгаков»

Видишь, слон заснул у стула.
Танк забился под кровать,
Мама штепсель повернула.
Ты спокойно можешь спать.

За тебя не спят другие.
Дяди взрослые, большие.
За тебя сейчас не спит
Бородатый дядя Шмидт.

Он сидит за самоваром —
Двадцать восемь чашек в ряд, —
И за чашками герои
О геройстве говорят.

Льется мерная беседа
Лучших сталинских сынов,
И сияют в самоваре
Двадцать восемь орденов.

«Тайн, товарищи, в природе
Не должно, конечно, быть.
Если тайны есть в природе.
Значит, нужно их открыть».

Это Шмидт, напившись чаю.
Говорит героям.
И герои отвечают:
«Хорошо, откроем».

Я лежал на диване, закинув руки за голову…

Всласть выговаривал…

Перед тем как открывать.
Чтоб набраться силы,
Все ложатся на кровать.
Как вот ты, мой милый.

Спят герои, с ними Шмидт
На медвежьей шкуре спит.

В миллионах разных спален
Спят все люди на земле…
Лишь один товарищ Сталин
Никогда не спит в Кремле.

* * *

Да, этот сумел бы!..

Литература, поселившаяся в моей комнате, подтвердила – да, у этого могло получиться…

Этой литературе можно было верить. Это добротная литература. С клеймом вечности. Вне всяких потуг на рыночный успех.

История вкупе с вечностью поддержали – этот могё-ё-ё-т.

Мне было нелегко согласиться с ними. Камнем тянули вниз привычки, литературные предрассудки, устоявшиеся стереотипы, желание срубить бабло, хотя против вечности не попрешь. Мне однажды повезло познакомиться с ней на даче у Николая Михайловича Трущева.

Это было страшное зрелище, поэтому я не стал спешить с выводами. Существующие разногласия можно было развеять с помощью Рылеева.

У меня не было выбора.

Засыпая пришло на ум:

Вот так и мы порой, как комики,
Ответа ищем в экономике…

Часть II. Прощание «Славянки» с «Варшавянкой»

Рыков напился по смерти Ленина по двум причинам: во-первых, с горя, во-вторых, от радости[24].

Из дневника М. А. Булгакова

Я – Советов Армия – иду к Победам новым,

К Труду и Борьбе будь готовым!

Из стихов И. Бездомного (Понырева)

Глава 1

«… – Вы утверждаете, товарищ Ягода[25], что премьера «Дней Турбиных» прошла с большим успехом?

– С вызывающим, товарищ Сталин. Контрреволюция подняла голову. Какой-то гражданин на премьере, обливаясь слезами, кричал «спасибо», а во время исполнения царского гимна зрители начали вставать. О настроении в зале можно судить по решительности, с какой публика потребовала от милиции вывести из зала двух комсомольцев.

– Чем же публике не понравились комсомольцы?

– Когда на сцену повылезали белые офицеры, комсомольцы встретили их дружным свистом.

Ягода откашлялся.

– На диспуте в Доме печати в ответ на заявление сознательного партийца – «Дням Турбиных», мол, не хватает классовой ненависти к представителям эксплуататорских классов, – одна из гражданок патетически взвизгнула: «все люди братья». В начале последнего акта к театру пришлось вызывать кареты скорой помощи. После раскрытия занавеса несколько зрительниц упали в обморок, так как на сцене в качестве апофеоза мещанства была выставлена рождественская елка с зажженными свечами.

– Даже так?

– Да, товарищ Сталин. В конце спектакля, когда стало известно о разгроме белогвардейских отрядов и в город входят гайдамаки, в квартире Турбиных раздается торопливый стук в дверь. Момент напряженнейший. Елена и буржуазный отпрыск Лариосик в страхе медлят, прислушиваются. Неожиданно из зала срывающийся женский голос: «Да открывайте же! Это свои!»

– Ишь ты! Свои!..

– Что касается отношения сознательной части зрителей к спектаклю, их мнение поголовно отрицательное. Для иллюстрации могу привести открытое письмо поэта Александра Безыменского, опубликованное в «Комсомольской правде». Безыменский, обращаясь к МХАТу, пишет, что его брат, Бенедикт Ильич Безыменский, был убит «в Лукьяновской тюрьме, в Киеве, в 1918 году, при владычестве гетмана Скоропадского, немцев и… Алексеев Турбиных».