Операция «Булгаков»

– В «Театральном романе» Булгаков обошелся без нечистой силы. Разве что магическим ящиком. Что-то вроде телевизора… Там он Турбиных увидал…

– Кто может помешать нам исправить найденную рукопись? Объявить ее последней, самой полной редакцией?.. Например, можно расширить похождения Бегемота – пусть, например, котяра забредет в женскую баню и мочалки начнут чесать его за ушками или, посадив на коленки, поглаживать по спинке…

Посмаковав мечту, он деловито предложил:

– Это бред, конечно, но можно, например, организовать новый приезд Воланда в Москву. Пусть он выступит в Кремлевском дворце съездов, а его бойцы отрежут голову какому-нибудь хмырю из аппарата ЦК. В любом случае, это мероприятие я готов профинансировать…

Он не договорил, какое именно мероприятие был готов профинансировать – выступление Воланда и его банды в Кремле или аванс.

Уточнить поостерегся.

Поостерегся – и все тут! Хотя предложение было заманчивое.

И нашим и вашим!

Все так делают!.. «…Одним ударом в дамки», «…такой шанс нельзя упустить», «…носом чую, это верняк». И рылеевский материальчик найдет достойное применение.

В этот момент я неожиданно обратил внимание, что пиджак у Жоржевича был в крупную желто-коричневую клетку. Сама собой потянулась нить …не хватает только жокейской шапочки, пенсне с треснувшим стеклышком. К этому следует добавить, что Толян рыжеват.

Я торопливо ответил, что подумаю.

* * *

Выйдя из издательства, я несколько минут стоял у стены дома в Лаврушинском переулке.

Приводил чувства в порядок…

Если кто-то думает, что я затаился в ожидании черного кота или Фагота с примусом, он ошибается. Преследовать библейских чудовищ вплоть до посещения ими женского отделения Кадашевских бань у меня и в мыслях не было.

Меня остолбенил вопрос – круг замкнулся?..

Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень более схожи между собой, чем Клепков и Рылеев, тем не менее их пристальный интерес к Булгакову, подозрительное желание использовать его в своих целях неподъемным грузом повисло у меня на шее.

Если это была шутка, то шутка неудачная.

Я знал, кто любил пошучивать подобным образом…

Был полдень. Солнце стояло высоко, и его лучи в упор сверлили меня, застрявшего на дне знаменитого переулка. Они были ослепительны, свободны, более того, исключительно информативны.

Они жгли насквозь.

Они рисовали миражи.

* * *

…мои губы кто-то обильно смочил уксусом. Я испытал нестерпимый приступ жажды. Тело мое грызли оводы – это было мучительно больно, но боль постепенно отступала. Мной овладевала предсмертная тупость…

Дух на глазах отделялся от тела.

Мысли текли реже, ровнее…

Мне открылось, что любому из нас по силам не только бороться за светлое будущее, испытывать «груз ответственности» и хранить верность идеалам, но и без ведома автора дописать чужой роман, заняться на заказ подделкой канонических текстов или, засучив рукава, написать сразу два романа! Один для Клепкова, с посещением Бегемотом женских бань и отрезанием головы хмырю из ЦК КПСС; другой – душещипательно-исторический, в форме воспоминаний (только ни в коем случае не мемуаров) о «героической эпохе» для Рылеева.

Время для творческого подвига было самое подходящее!

Границы рухнули, и на продажу потащили все, что плохо лежит, – цветной металл, музейные экспонаты, самые человеколюбивые «измы», включая погибающее божество. В такой момент всякого рода колебания, сомнения, тем более побитые молью моральные вериги, были экономически невыгодны. Медлительность грозила неминуемым разорением или прыжком с четырнадцатого этажа…

Тучка набежала на ослеплявшее, истекавшее библейским жаром солнце. Городская явь возродилась в виде вывески «Вавилон», осенявшей продуктовый магазин на противоположной стороне переулка. Многозначительным показалось также название расположенного по соседству пивного заведения «Ершалаим»?..

Это было кстати…

Дохнуло Булгаковым, и я с головой погрузился в историю, когда боги были как люди. Или наоборот, точно не помню. Впрочем, божества лучше не касаться. Клепков сразу предупредил – никаких иисусиков и христосиков! Чем они ему помешали?

В этой недосказанности таился какой-то непонятный, смущавший меня подвох. Меня пытались сбить со следа?

Но зачем?

Что страшного в иисусиках и христосиках, не говоря уже о мрачном и обаятельном Воланде? Как внушительно он двигал выступающей нижней челюстью. Вспомнилось, как в первых вариантах списанная с Белозерской секси Маргарита буквально таяла, глядя на него…

Я был уверен, в булгаковской задумке посещения Люцифером послереволюционной Москвы не было ничего мистического.

Ни-че-го!!!

Это была судорожная попытка что-то понять в этом мире и воздать каждому по делам его. Это была попытка ухватиться за что-то более прочное и основательное, чем старые монархические песни на новый коммунистический лад или поповские уверения в неотвратимости суда небесного.

Ага, жди!..

А ведь это был вопрос вопросов.