Он спустился за девушкой почти к самому контуру, окружавшему замок, и замер, привалившись к гладкому стволу старой осины. Щеки коснулись мягкие ворсинки мха и запахло горьким древесным соком. Обострённое зрение угасало, и он почти потерял Петру из виду. Она двигалась еле видимой тенью меж тёмных, сбросивших листья деревьев, окружавших тренировочный полигон, и уже вплотную подойдя к каменному завалу, вдруг вскрикнула, одновременно с жалобным нечеловеческим воем.
Коэн выскочил из укрытия, прежде, чем сообразил, где он такой крик уже слышал. И всего через пару его здоровых прыжков взвыло под ногами у него самого. От неожиданности парень потерял равновесие, взмахнул руками с зажатыми в них листьями папоротника и под протяжные громкие звуки шлёпнулся задом в поющую грязь.
Часть 22
(Петра. Та же самая ночь. До встречи с Бачеком на полигоне. Артефакт-то нужен к утру!)
Весь вечер Петра провозилась со схемой и расчетами. Вербоиды драконьего языка, как назло, были один опасней другого. Стоило только вспомнить фиаско со «статире» — слово было двузначным, и в зависимости от контекста использовалось как «держать осанку» или «стоять».
Петра сверилась со словарём и сначала вписала в схему слово «хаэре», но оно означало совсем противоположные вещи. От «оставаться неподвижным» и «торчать» до «застрять» или «висеть, как собачьи уши».
Стоило ей представить, что заклятье опять выйдет из-под контроля, и замок станет полон, одномоментно лишившихся силы мужчин, Петре стало страшно. Если они узнают, чьих рук, вернее не рук, а… В общем, если кто-то узнает, кто стал причиной массовому мужскому бессилию, и её бестолковые руки, и язык, и голову, которая всё это придумала и сказала, без суда оторвут и скормят ратицким гусям. И неважно, что гуси не едят человечину. Заставят съесть.
Она испробовала ещё «держать», «клеить», в итоге остановившись на нейтральном «манере», что означало «останавливаться» и «оставаться». И это тоже было очень спорным. Палица раздери всю эту драконью абракадабру!
Ещё нужно было учесть направленное воздействие вербоидов, совершенно другую структуру материалов, вес, плотность, реакцию артефакта на внешнюю среду и кучу параметров, которыми в прошлый раз в спешке она пренебрегла, вроде отклика на просвечивание солнечным светом и прочих невероятных моментов.
Она рисковала погрязнуть в расчётах до утра, если б не вспомнившийся ей Левек Кавешич, который говорил в таких случаях на лабораторных: «Что хлеб, что пирог, один фиг съестся. Сдавай, Шапек, не то до ужина просидишь!» Петра нехотя сложила листы с расчетами и вдруг вспомнила, что не видела Левека уже несколько дней. Это было странно. Боржек что ли его куда отправил с поручением или задачу какую сложную задал?
Она потёрла уставшие глаза, в которые будто песку сыпанули, и опустилась на кровать. Есть хотелось зверски. Так, что кружилась от голода голова. Нужно было это как-то переждать, чтоб добраться до стазисного шкафа с пирожками. Может и прав был Татович, что ругался. Только вот не его это дело, когда и где ей есть. Петра намерено вспылила, и злость придала ей силы, чтоб встать.
Это и злостью-то назвать было нельзя. Скорее досадой на безмозглую себя. Верно она говорила, что общение с Татовичем лишает женскую половину курса ума! Кто ж знал, что с ней это тоже однажды приключится?
Куль со спасительными пирожками закончился непростительно быстро. Петра перетряхнула сумку, нашла три мотка широких бинтов, которые она взяла из комнаты Татовича. Она так и не придумала, чем их наполнить. Всё-таки мячи для поло были идеальным вариантом. Просто у неё руки не от плеч растут, а от другого удобного, но бестолкового места.
Прав Палица, с такими провалами ей не место на артефакторском…
Петре отчаянно не хватало дедушкиной тёплой любви и его простых, добрых советов. Хотя просить совета о накладной артефакторной груди возмутительного размера Петра вряд ли решилась бы.
Девушка с досадой покачала головой, силясь придумать, что на этот раз попробовать запихнуть в бинты. Все варианты от обрезков ветоши, чулок, до панталон она перебрала ещё в предыдущую неудачную попытку, и отмела, как бестолковые.
Некрасивый конструктор из бинтов и комковатой лекарской ваты, который она сначала пыталась к себе привязать, упорно съезжал под собственным весом каждые четверть часа. Поэтому решение сделать для «груди» артефакт было естественным и показалось ей очень разумным.
Активировать артефакт следовало на тренировочном полигоне. Лишь бы проклятие неудачной активации снова не напало…
Собственно, неудача не заставил себя ждать. Экранированная площадка полигона была закрыта охранным куполом, упреждающе светящимся синим светом.
— Проклятье! — ругнулась Петра, осев на широкий камень, заменявший студиозам скамью. В прошлый раз площадка была открыта, и девушка смогла спокойно влить силу в артефакт и остаться незамеченной из замка.
Петра обернулась на тёмную глыбу Журавля, виднеющуюся за деревьями выше по склону, и покачала головой.