Лошади снова заржали. Уже совсем близко. Левек вздрогнул, понимая, им не спастись. Только уходить поодиночке через болото и молиться, что не утопнут в навалившейся на них темноте.
Он в сердцах рубанул воздух копьём и опять приложил древком о земь.
Небо за лесом беззвучно полыхнуло синим, и Левек в панике посмотрел на сестру.
— Дара? — он держал перед собой почерневшие руки с устрашающими когтями, — Что со мной, Дара?
Даричка обхватила его за плечи. Левек дёрнулся… с хрустом вывернулся сустав…
— Это какое-то колдовство тёмных, — прошептал он, осознавая эту ужасную истину. Сейчас он превратиться в чудовище и сам поубивает тех своих, кто ещё остался. — Убей меня, Дара, — дрогнувшим голосом попросил он сестру. — Вот этим, — он толкнул в ее сторону руку с зажатым в изменяющемся кулаке копьём. — Только не отдавай его никому, слышишь? Это будет очень …почётно… если ты убьёшь …им.
Левек сразу представил посеревшее лицо матушки и вытянувшееся магистра Моравица, и его досадливое «Вот паршивец!». Парню стало до того жутко и горько, что на миг мелькнула малодушная мысль, может, бес с ними, с такими руками? Может, и не колдовство это вовсе, а просто от усталости и от страха?
Точно. От усталости… А от страха ещё и не такое бывает, он слышал однажды, как Славчик Кусь натурально пнём оборотился, как медведя увидел. Вот и с ним сейчас то же…
Но увидев, как кожа на предплечьях покрывается крупной, бугристой чешуёй, отпрянул от Дарички и приказал строго: — Убей! Замахнись посильнее только, чтоб наверняка. Сюда вот бей, — он показал страшным сморщенным пальцем место, чтоб миновать ребро, — Или просто по горлу, чтоб наверняка. — На фразу: — Или в глаз со всей силы, — Левеку не хватило голоса и смелости, и он её просто прошептал.
Даричка размахнулась и залепила ему по уху так, что сама вскрикнула.
— Это кровь наша, балда! Колдуй давай! За хворостину возьмусь!
Хворостиной было страшно. Страшнее, чем бездновы псы и чешуястые руки…
…Левек помнил из произошедшего мало. Как вырос враз и смотрел на чужаков сверху вниз, их хорошо было видно, как днём.
Помнил, что сначала ему сильно мешал толстый хвост — всё норовил опрокинуть его на бок. А остановить его он не мог — так и болтался туда-сюда, как у зверя бесноватого.
А Левека наёмники бесили, да. И копьё с ним внезапно было согласно. Он это чувствовал. Знал как-то. И сгинувших в болоте тварных псов ему было не жаль. Даричку, маму и спаленный старый каштан у ворот было жальче… Помнил, как шёл напрямик по болоту, легко шагая на три шага за раз, как нёс на руках Дару. Как они наткнулись на ещё один пёсий отряд, и как он от них, кажется, ничего не оставил. Или это было копьё? Помнить этого он не хотел. Верно, поэтому и не помнил.
Он не помнил, и как оборотился в привычного, не слишком ловкого себя, только понял, что держит Дару за руку, а она стискивает зубы, что аж хруст их слышно, и упорно тащит его вперёд за собой, к дому тревожного звонаря.
Там мама. Левек помнил. Поэтому упорно шёл, хоть уже ног не чувствовал от усталости.
От голода живот парня громко рычал, и в голове была такая каша, что приниматься этой кашей соображать было смерти подобно. Он и не соображал. Просто упал на неожиданно оказавшуюся перед ним лавку. И заснул. Слабо слыша сквозь сон голос их звонаря, и чувствуя ласковые мамины руки.
«Нет больше перевала. Обвалом завалило. Отец гонца прислал. Передохнём хоть. Зиму-то точно.»
Часть 37
Мёрзли ноги.
В принципе, было хорошо. Только тесно. И душно.
Лииса попробовала потянуться, размять занемевшую спину…и не смогла.
— Тише… — прошипела сзади тьма сдавленным голосом Мария. Лииса дёрнулась, и на голову ей посыпалась каменная крошка. Возможно, не только ей.
Но за того, кому тут наконец прищемило гонор, она волноваться не собиралась. У него там вон целый замок верноподданных. Они пусть и волнуются.
Это надо было додуматься, сунуться так далеко от столицы без подготовки. Без охраны! Она ведь ни одного безопасника тут не увидела, с тех пор, как этот здоровенный жлоб крался по двору, прикидываясь бесплотной тенью. Хоть бы полог накинул, подлец, чтоб людей не пугать!
Она чуть поддон с фонариками не расколотила одним махом, едва поймать успела. А не успела бы, остались бы дети к празднику без цветных фонарей. А всё его императорское, чтоб ему… Лииса застыла, раздумывая, как бы так поаккуратней эту августейшую задницу проклясть, чтоб отдачей не приложило.
— Что мы тут? — говорить неожиданно было трудно. Как, впрочем, и дышать.
— На старый… колодец похоже, — рвано выдохнул Марий. Он или что-то держал, или на него что-то очень сильно давило.
Лииса мельком отметила, что ток жизненной силы стабилен, но император очень устал, и сердце работает с большой перегрузкой.
— Мозги есть? Ты за какой бездновой тьмой вообще из дворца сейчас высунулся? — женщина попробовала развернуться, но ей только едва удалось отлепить голову от самодержьей груди и поудобнее пристроить ногу.
— Откуда ты… — он всё же что-то держал. И силы кончались. — Щит попробую раскачать… посвети… вдруг есть там что…