Операция «Дуб». Звездный час Отто Скорцени

«С каждым новым словом фюрера я чувствовал, что становлюсь пленником его магического обаяния. Весомость его слов была столь велика, что я не испытывал ни малейшего сомнения в успехе предстоящей операции».

Скорцени подметил, что голос Гитлера звучал эмоционально и выразительно, особенно когда он говорил о своем друге Муссолини.

Собеседники обменялись рукопожатиями. Скорцени шагнул за порог, чувствуя спиной взгляд фюрера.

* * *

Ошеломленный встречей, Скорцени вернулся в приемную Чайного домика. Он все еще ощущал на себе взгляд Гитлера, «мощный взгляд опытного гипнотизера». Скорцени закурил и сделал несколько глубоких затяжек. Вскоре перед ним снова возник Гюнше и сообщил, что в соседней комнате его ждет генерал Штудент. Скорцени вошел в комнату, где представился генералу Штуденту, опытному командиру германских воздушно-десантных войск. (В Третьем рейхе ВДВ относились к ВВС в отличие от Великобритании и США, где они относились к армии.) Гитлер поручил Штуденту руководство операцией по спасению Муссолини, получившей название «Эйхе» (Дуб). Скорцени показалось, что у Курта Штудента приятное, внушающее доверие лицо, которое, однако, пересекал глубокий шрам, проходивший по лбу (результат ранения пулей снайпера в 1940 году).

Неожиданно раздался стук в дверь, и в комнате появился еще один человек. Это был Генрих Гиммлер. Когда-то он был обычным фермером, теперь же стал главой СС и, таким образом, главным начальником Отто Скорцени, не говоря уже о том, что являлся одним из самых влиятельных и могущественных людей Третьего рейха.

После коротких рукопожатий Гиммлер предложил обоим садиться. Судя по всему, он был чем-то обеспокоен.

Заговорив первым, рейхсфюрер обрисовал политическую обстановку, сложившуюся в Италии, и рассказал о событиях, произошедших после отстранения Муссолини от власти. Он считал, что новое правительство, руководимое Бадольо, вряд ли сохранит верность государствам «оси». Гиммлер полагал, что Бадольо изменит своим союзникам и заключит сепаратный мир с англоамериканцами сразу, как только подвернется такая возможность.

Далее рейхсфюрер назвал ряд имен итальянских военных, политиков и аристократов, часть которых он охарактеризовал как союзников, других же именовал предателями. Этот список показался Скорцени бесконечным, и, когда он попытался сделать записи, Гиммлер сурово остановил его:

«Никаких записей! Все должно оставаться в абсолютной тайне! Вы должны наизусть запомнить эти имена!»

Ни Скорцени, ни Штуденту не удалось вымолвить ни слова, а Гиммлер продолжал осыпать их лавиной различных имен и указаний.

«Измена Италии очевидна, — сказал он. — Это лишь вопрос времени. Представители Италии уже ведут в Португалии сепаратные переговоры с союзниками».

За этими словами последовал новый каскад имен, географических названий, секретных документов. Затем Гиммлер приступил к беседе с генералом Штудентом.

Скорцени посмотрел на часы. Было уже почти одиннадцать часов вечера. Его товарищи в Берлине, по всей видимости, не находили себе места от беспокойства. Он попросил разрешения отлучиться на минутку, чтобы позвонить по телефону.

В коридоре, дожидаясь, когда его соединят с Берлином, Скорцени закурил. В следующую секунду он увидел Гиммлера, который заметил зажженную сигарету и тут же гневно обрушился на Скорцени: «Неужели вы не можете обходиться без сигарет? Похоже, вы не тот, кто нам нужен для выполнения этого задания!»

«Многообещающее начало, — сказал себе Скорцени и каблуком раздавил окурок. — Неужели я не понравился герру Гиммлеру и могу лишиться моего почетного задания?»

Глава 2. Запах измены

Англичане не преминут этим воспользоваться, русские этому обрадуются, англичане высадятся (на побережье Италии). Не будет преувеличением сказать, что от Италии всегда попахивало изменой.

Гитлер о государственном перевороте в Италии 26 июля 1943 года

Возможно, Скорцени этого не знал, но целые сутки до его прибытия «Волчье логово» было взбудоражено и гудело, словно пчелиный улей. Суровая же правда заключалась в том, что свержение Муссолини застигло главу Третьего рейха, как, впрочем, и всю нацистскую верхушку, врасплох.