Операция «Эпсилон»

Запись с уличной камеры видеонаблюдения: дневная улица совершенно безлюдна, фасад магазина с надписью «Shop Jewels»; к магазину подъезжает пикап, разворачивается и задом въезжает в витрину магазина, после чего чуть подаётся немного вперёд; из кабины выскакивают водитель и два пассажира, они кидается в проём развороченный витрины и исчезают из поля зрения; через дюжину секунд они начинают по очереди появляться в кадре, заполняя небольшой кузов пикапа драгоценным товаром; так продолжается несколько минут – это показывает таймер видеокамеры – после чего троица садится в машину и уезжает…

Окрестности города, поле: несколько десятков боевых тягачей с ракетами на прицепленных платформах занимают позиции, разъезжаясь из колонны по сигналам регулировщиков; тут же – бронемашины с тарелками антенн, грузовики с солдатами, большие внедорожники с офицерами…

– Мужики, а ведь такая же хрень и у нас творится! – воскликнул Заглитин, перекрывая остальные голоса. – Только они нам этого не показывают!

На несколько секунд повисла тишина.

– Не верю я, что Россия начала, – прервал общее секундное молчание Михаил. – Не может быть! Где наши каналы?

– Дык спутники навернули! – вскочил Димон.

– Конечно! – сделал резкое движение рукой Геныч, и добавил потухшим тоном. – А Иркутск наш разбомбили… и телестанцию.

– Может, и не разбомбили, – возразил Савельич. – А все телемеханики сидят в бомбоубежище. Все там сейчас сидят.

– Где в Иркутске бомбоубежище? Ты там его видел? – повернулся к нему Геныч, затем откинулся на спинку стула. – Сидят, наверное, все в подвалах, если их туда пустили. Теперь в городе и подвалы все на замки запираются.

– Ладно! – опять поднялся Михаил и вытянул перед собой руку в останавливающем жесте. – Мужики, наших каналов нет, а эти можно смотреть бесконечно, но ничего толком не понятно. Давайте так: сейчас едим, выключаем телевизор, пока, чтобы он нам не мешал, а то мы так и не притронулись к жратве, а потом решаем – кто едет, а кто остаётся. Согласны?

Димон заикнулся, что телевизор не мешает, но большинство согласились с директором и телевизор выключили. Наконец взялись за еду. Некоторое время кушали молча, слышны были лишь стук ложек да прихлёбывания, но постепенно опять началось обсуждение. Михаил старался возвратить разговор к тому, что теперь могло ожидать турбазу и вообще: стоит ли здесь кому-то оставаться? В итоге, когда минут через двадцать все поели и Дарья начала убирать со стола, было решено: для охраны хозяйства в урочище остаётся Стас, а все остальные сейчас же собираются и уезжают.

Вдруг с крыльца, куда вышла Дарья, послышался её вскрик: «Ой, мамочки!» – и девушка тут же вбежала в комнату. Лицо её было бледным, глазами, расширенными от испуга, она смотрела на мужчин. Повисла тишина. Дарья шагнула в сторону от двери, как бы пропуская кого-то.

– Там… что-то белое… в воздухе.

– Что? Где? – негромко спрашивал Михаил, поднимаясь и выходя из-за стола.

А Лазарев, как и остальные, у кого было хорошее зрение, увидели, что в светлом дверном проёме витают какие-то частицы, наподобие искрящейся в луче света пыли. Михаил осторожно подошёл к двери и с опаской вышел на крыльцо. Через секунду и остальные последовали за ним. Сергей вышел последним.

В воздухе…

В воздухе кружилось множество мелких частичек легковесной, не воспринимаемой на ощупь субстанции, размером – от мельчайших пылинок, видимых только в лучах выходящего из-за облаков солнца, до довольно крупных, величиной с плодовую мушку. Из-за этих частиц атмосфера потеряла прозрачность, как это бывает при мелком дожде или снегопаде. Запах цемента усилился.

– Глиной пахнет, – произнесла Дарья. Она осталась у двери, не осмеливаясь выйти.

Ей никто не ответил. Люди лишь поворачивали головы, глядя то в небо, то в сторону гор, над которыми нависла тёмная облачная масса, пытались кончиками пальцев ощутить на ладонях светло-серые невесомые частицы и разгадать их природу.

А через несколько секунд тревожная немота оборвалась догадкой:

– Пе-пел… Твою мать!.. Это же пепел!

– Пепел?!

– Радиоактивный пепел!