Операция «Канкан»

Ради чего? Столько лет жертв, лишений, преступлений… Оказалось — ради спасения самой гнусной нелюди в Германии! Тем более — все бесполезно, если его мечтает грохнуть половина верхушки Рейха. За британским снайпером придет следующий, более удачливый агент.

Наконец, я просто не хочу. Не хочу и не стану. Будь что будет. Сдохни, тварь!

Британский офицер, совершенно не похожий на военного своей сутулой фигурой и толстыми линзами очков на ассиметричном носу, похоже, не желает верить ни единому слову из моей брехни: фюрер улетел в ставку «Вольфшанце» у Растенбурга, штандарт над крышей Бергхофа и двойник на прогулке красуются для маскировки. Хуже, что я сам себе не верю. Еще поднимаясь по лестнице, думал произнести совсем другие слова.

Операция отменяется. Я спас Адольфа Гитлера от верной смерти! Будь оно все проклято…

Через неделю после сорвавшегося покушения в Альпах снова отираюсь в свите вождя. Прусское «Волчье логово» лучше приспособлено к защите от внешнего удара, здесь оборудован подземный бункер. Но в июльскую духоту фюрер предпочитает деревянные домики-блоки на поверхности, в них же проводит совещания с военными. На одно из таких совещаний, по-моему, о формировании новых дивизий из резервистов, прибывает полковник Штауфенберг. На ипподроме нас познакомил Хайнц Брандт. Штауфенберг в Северной Африке потерял руку и глаз, но упорно занимался конным спортом, чтобы вернуться в строй.

Думая, что имеет смысл поздороваться, я направляюсь к нему. Полковник заметно нервничает, как и большинство посетителей фюрера. У него, однорукого, сразу два портфеля. Наверняка набрался документов, чтобы ответить на любой вопрос. Он мне симпатичен, несмотря на увечность, — аристократическим лицом, высоким ростом, интеллигентностью. Словом, всем тем, что заслуживает уважения у немцев, если с ними не воевать.

— Добрый день, барон! Вам помочь?

Штауфенберг отказывается.

— Говорят — все зависит от настроения фюрера, а не от бумаг. Не знаете, как он сегодня?

— Говорят — средне, — в тон полковнику отвечаю я.

Военный кивает и решительно, как в омут бросаясь, шагает к блоку мимо двух охранников. Меня они скорее пристрелят, чем пропустят, зная про натянутые отношения с Раттенхубером. Наверняка тот проинструктировал соответственно.

Не знаю, какое настроение у Гитлера, но буквально через несколько минут Штауфенберг выскакивает обратно и несется к служебному «мерседесу». Значит — фюрер не в духе.

Почему я не обратил внимания, что полковник выбежал лишь с одним портфелем, не придал значения его нервозности? Мне воспрещено, но после Штауфенберга в блок зашел еще Брандт, дружески кивнув на ходу. Я мог предупредить… Почему очевидные вещи сложились в голове, только когда грянул взрыв и створки дверей вынесло, как бумагу?

Позже выяснилось, что Брандт зацепил ногой злополучный портфель и переставил его. Это стоило жизни олимпийскому чемпиону. Гитлер в момент взрыва топтался у окна, отделался ранениями и контузией.

Дальше — словно в бреду. Мюллер и Кальтенбруннер получают приказ арестовать сотни человек, заговорщиков и «вероятно причастных». Я битый час даю показания в Гестапо, тем самым людям, что не забыли, кто изуродовал их коллегу. Яркий свет в лицо, крики, угрозы, но даже пальцем не тронули. Протоколируют мои речи, как я убеждал Раттенхубера усилить охрану вождя, а генерал не внял уговорам.

В Управление специальных операций доношу, что находчиво прикрыл Штауфенберга, тем помог активировать мину, лгу и изворачиваюсь. Этой же версией оправдываюсь перед графом. С товарищами из НКВД общаться чуть легче, фюрер все-таки жив. Тем не менее и от них получаю по шее, отчего допустил покушение.

Тройной агент — это человек, получающий неприятности с трех сторон.

Потеряв веру в генералитет, Гитлер наконец приходит к мысли подписать мир с англичанами на любых условиях, лишь бы выбраться из западни. Он надеется, что они проявят сговорчивость после контрудара под Арденнами. Под американскими бомбами наступление захлебывается. Потом Красная Армия на востоке выходит к Одеру, на юго-востоке безжалостно разбивает иллюзию «Альпийской крепости».

Вопрос даже не в поражениях. Британцы вообще не хотят иметь дела с Гитлером.

В последние месяцы агонии Рейха я редко выхожу на связь с Москвой и Лондоном. Только если получаю важную информацию, оставляю ее в «почтовых ящиках». Радисты не знают меня, как и я их. Радиопеленгаторы Гестапо работают с потрясающей четкостью, каждый выход в эфир грозит провалом — сам не сажусь за ключ. Но и закладка в тайник — жутко рискованное дело, если связной спалился и раскололся, все секретные места под наблюдением…

Наконец получаю из Лондона «добро» на эвакуацию.

Мы выезжаем в Магдебург на служебном «мерседесе» графа. Добрая половина Берлина лежит в руинах, и трудно представить, останется ли здесь хоть камень на камне, если его возьмут штурмом.

Я за рулем, «дядюшка» рядом, молча взирает на безрадостные картины.