Операция «Канкан»

Элен чуть не плакала от восторга, бросилась к своему долгожданному, повисла на шее. Он тоже радовался, но больше торопил. Никак не оценил ее голубое пальто, совсем новое, точнее, если быть честными, перешитое из другого. Зато гармонирующее с пронзительным цветом весеннего неба.

— Дорогая, двух мужчин с женщиной арестуют у линии фронта. В машине переоденешься, спрячешь волосы. Будешь служащей медицинской службы СС.

Женщин в СС не бывает. А во вспомогательных службах они носят совсем другую форму, полувоенного образца.

Он критически осмотрел ее багаж, согласился только на один чемодан. Элен взмолилась:

— Дорогой, я оставила сумочку… Ту, что ты привез из Парижа. Прошу! Кажется… в мансарде на столике.

Под негодующим взглядом второго офицера друг Элен метнулся в дом, девушка села в «мерседес», пожилой штандартенфюрер — тоже. Зельда почувствовала наворачивающиеся слезы. Обещание писать, приехать, увидеться — все это пустое, они расстаются навсегда. Женщина потерла глаз исхудавшей рукой.

— Ку-уда? — она вцепилась мертвой хваткой в рванувшего было к машине инвалида.

Наверно, поиски сумочки затянулись. Когда молодой мужчина выбежал на крыльцо, сверху донеслись звуки авиационного мотора. Офицер охнул, бросился вперед, остановился…

Улицу словно вспахало плугом. Борозда врезалась в лимузин, встряхнула его, точно тряпку, и вздыбила мостовую дальше. Едва не цепляя крыши, пронесся самолет с белыми звездами. Зельду толкнула воздушная волна. У палисадника рассыпались цилиндрики стреляных гильз.

Скинув оцепенение, женщина кинулась к изуродованному «мерседесу». Рядом стучал костылем Хельмут, изрыгая проклятия. Безумец шустро доковылял до разбитого стекла.

— Гляди, а нашей Элен там и нет. Сидит себе голубое пальто без головы!

Увидев это пальто, Зельда закричала.

Она не видела, как приблизился офицер и замер возле «мерседеса», ничуть не волнуясь, что летающие низко американцы заметят его форму. Он отстраненно смотрел на самолет, снова прогремевший над головой, на белые звезды и рисунок хищной фигурки грифона. Потом открыл мятый багажник и ушел с чемоданом в руке.

⁂

Чувств нет. Сгорел какой-то предохранитель. Только внутренний голос понукает: есть приказ выйти к союзникам и выжить.

Плевать я хотел на приказ! Но тащусь. На нейтралке переодеваюсь в штаны, грубые ботинки и короткое пальто цивильного вида. С собой беру только ствол и документы.

Глубокая ночь. По глазам бьет свет неожиданно включенных автомобильных фар, раздаются крики «стоять-лежать». Явно с американским произношением. Сегодня мне особенно везет на США.

Но пехотинцы точно не летали над Магдебургом. Падаю на колени, руки вверх. Ко мне выходит группа с сержантом во главе, торопливо им говорю — я один и мне нужен офицер британской разведки. Объясняют, как они рады гостю, обнаружив удостоверение СД. Но если сравнить с гостеприимством Абвера летом тридцать шестого, то даже гуманно.

Утром два крепких сержанта тащат меня из импровизированной камеры, попросту — большого каменного амбара. Уоррент-офицер заявляет, что эсэсовцев расстреливают без суда и следствия. Отвечаю: правильно, но я — британский агент, прошу сообщить о моем появлении майору Колдхэму из УСО или хотя бы кому-то из английской разведслужбы. Не верят, зато больше не бьют и даже угощают армейским пайком.

Маркиз находит меня через сутки, чрезвычайно важный, воплощение спасителя Альбиона. С ним американец, седой, с цепким взглядом. Ах да, для полной картины нужно сказать — белый, среди пехоты много цветных, особенно нижних чинов. Этот, если не путаюсь в их знаках различия, — довольно высокопоставленный, полковник.

Не успев поздороваться, Колдхэм рявкает:

— Где Элен? Брат извелся…

— А почему не позволили вывести ее в январе?

— Не порите чушь, Валленштайн! — он обрывает меня начальственным тоном. — Это приказ из Лондона. Где Элен?

— Ее расстрелял «тандерболт» в Магдебурге. Американский.

В глазах полковника напряжение. Неловко, что освободители Европы случайно убили союзницу? Плевать на его замешательство. И мне плевать на гнев Колдхэма. У меня сгорели предохранители. Нет чувств.

— Вы ее не уберегли!

У него чуть дым из ушей не идет.

— От «тандерболта?» Извините, я не зенитка.

— Что скажет брат… — стонет маркиз. Неужели передо мной тот самый человек, что с патриотическим апломбом вещал в Греции: во время войны рискует каждый, дабы другие жили в счастливом мире? От апломба не осталось ни следа, англичанин начинает вопить. — Полковник! Казните мерзавца. Он был офицером в айнзацкоманде!

Американец не спешит навстречу пожеланиям союзника, уж больно диссонансом они звучат после разговора о самолете. Прихожу на помощь полковнику.

— Сэр! Слова этого джентльмена — святая правда. Так я поддерживал агентурную легенду. Хочу лишь добавить, что в тридцать девятом сей джентльмен сдал двух агентов МИ6. Гестапо их схватило и казнило. У меня с собой фотокопия доноса.

И проявленная микропленка с сотнями других, не менее интересных документов. Мой первый взнос на службе Его Величества в новом статусе. Не ожидал, что так быстро пригодится.