Через два месяца Артузов впервые увидел следователя прокуратуры, что зашел оформить финальный допрос. Бесконечно уставший от выматывающего ритма (до пятидесяти следственных действий в сутки по делам изменников Родины), прокурорский чиновник постарался не смотреть, во что превратился сидевший напротив арестант. Предшественники не потрудились привести его в приличный вид, хотя бы убрать колтун слипшихся от крови волос.
— Вы не признали вину. Представляю последний шанс, он позволит надеяться на снисхождение суда.
— Какого суда… — прошамкал обвиняемый. Часть зубов отсутствовала напрочь, от других сохранились пеньки. — Особое совещание. Списком. Да что говорить… Без меня знаете.
Следователь пометил в протоколе отказ от признания вины.
— Ваша вина подтверждена показаниями соучастников.
— Гэбисты говорили, что меня сдали Берзин, Карин и Штейнбрюк. Фуфло! Берзин не арестован — какой он соучастник?
Ответом послужило пожатие плечами. Арест — дело недолгое.
— Ни очных ставок, ни даже собственноручных признаний…
Прокурорский помахал исписанным листиком: мол, Штейнбрюк закладывает с потрохами. Обвиняемый упрямо дернул изуродованной головой.
— Подумаешь, одного вынудили… Остальные парни держатся, и я — тоже. Еще вопросы?
Следователь снял круглые очки и неторопливо протер их носовым платком. Выбивать признания — не его работа. К тому же злодей в несознанке отнимает меньше времени. Не виноват и все тут — распишитесь, увести. Но Артузов был первый за день, вызвавший неподдельный интерес.
Не сломленный. Не обозленный. Не цепляющийся за иллюзии. Спокойно ожидающий смерти.
— Только один вопрос. Как вам удалось?
— Выстоять?
Следователь кивнул.
— Элементарно. Мы, кадровые разведчики, готовились к провалу, к пыткам в застенках полиции, Дефензивы, Сюрте, Гестапо. Перенести любые издевательства, не выдать агентов, каналы связи, задание… — Артузов закашлялся, брызнула кровь — из разбитого рта или из легких. Он вытерся грязным рукавом. — Злая ирония, что в роли врагов выступают советские граждане.
Прокурорский подавил рефлекторное желание рявкнуть: это ты — враг советским гражданам. Счел за лучшее промолчать и слушать дальше.
— Я не знаю, кто приказывает уничтожать советскую разведку. Но вы не можете не понимать, гражданин следователь, что ваши действия и методы преступны, — он указал на свое изуродованное лицо. — Заказчики таких преступлений всегда уничтожают исполнителей. Вы — татарин?
— Да, — чиновник несколько растерялся от неожиданной смены темы и догадливости подследственного.
— Стало быть, турецкий шпион. В будущем. Так же как я, сын итальянских родителей, непременно шпионю на Муссолини. Поэтому позвольте совет на прощание: не колитесь!
— Почему вы мне это советуете?
— Сознавшихся берегут, вдруг последует приказ о постановке показательного процесса. У них долгая агония. Я же бесполезен, меня быстро пустят в расход.
Следователь недоверчиво наклонил голову.
— Вы ищете смерти? Почему же не покончили с собой в камере?
— Родители были добрые католики. Самоубийство — страшный грех. Я не верил в Бога как истинный коммунист, но сейчас, на пороге… В общем, дождусь расстрельного взвода.
Он не смог расписаться правой рукой, замотанной тряпицей, неловко взял перо в левую.
О расстреле Артузова Ежов не преминул сообщить лично членам коллегии НКВД. Слуцкий, давно готовый морально к такому повороту дел, тем не менее ощутил потрясение.
— Абрам Аронович, — голос народного комиссара источал отеческое тепло. — Доложите товарищам, как иностранная разведка избавляется от чуждых элементов!
— Успешно, товарищ нарком! — отчеканил Слуцкий подчеркнуто бодро, не придя еще в себя от роковой новости. — Тщательной проверкой выявлено, что часть нашей зарубежной агентуры проникнута идеями троцкизма. Информация о предателях сливается полицейским службам капиталистических государств. Ревизионисты уничтожаются наймитами капитала.
— Весьма своевременная инициатива, товарищ Слуцкий! К утру жду справку о количестве изобличенных и уничтоженных изменников.
— Так точно, товарищ нарком!
Возвратившись с коллегии, начальник ИНО внутренне застонал. Вопреки обычаям большинства разведывательных служб, ему предстоит сдача негодных агентов вражеской контрразведке. Так поступать нельзя. Эти случаи предаются скандальной огласке и очень осложняют вербовку новых людей. Но если не выполнить обязательства, озвученные перед Ежовым, Слуцкий отправится вслед за Артузовым, Кариным и Штейнбрюком — разведчиками, казненными в один день.
Отправится на расстрельный полигон. По протоптанной дороге.
На нее уже ступили Ягода и Агранов, Мессинг и Кацнельсон. И многие другие.
Для чекистов, арестованных в Москве и Московской области, та дорога чаще всего заканчивается у поселка Коммунарка, на бывшей даче Ягоды. Раньше могилы копались лопатой, сейчас там работает экскаватор.
Слуцкий вздохнул и достал из сейфа расшифрованное донесение Париса.
В эту ночь желтый квадратик окна в кабинете начальника ИНО горел до утра. Глава разведки выбирал жертв из числа наименее нужных или наименее надежных сотрудников. Временно живых людей.